Заговор против террора

— Вы что, совсем разучились работать, или, может, не хотите? — повысил он голос. — Сколько времени тянется дело ЕАК? Почти два года. С врачами затеяли дело когда? В январе прошлого года. И где вы сейчас? На месте топчитесь. Один и тот же ответ слышу: к открытому суду не готовы.

— Мы же во многом полагаемся на Абакумова, — неуверенно оправдывался Маленков. — Мы не можем диктовать.

Сталин раздраженным жестом руки оборвал его.

— Ты в Ленинградском деле принимал непосредственное участие. Многого ты добился?

Тут неожиданно подал голос Хрущев:

— Товарищ Сталин, мы не снимаем с себя ответственности. Все должны лучше работать. Но ведь, ясное дело, Абакумов не справляется. Может, он не хочет делать эту работу. Тормозит по непонятным причинам. Мы ведь не можем все бросить в Политбюро и целиком заниматься следствием. Как вы правильно сказали, товарищ Сталин, все решают кадры. А кадры. Словом, без людей, способных правильно понимать задания партии и их выполнять, мы далеко не уедем.

Неожиданная поддержка Хрущева приятно поразила Берию. Он считал, что Хрущеву будет на руку, когда Сталин расправится с Маленковым и Берией, тем самым освободив ему, Хрущеву, место под солнцем. Но Хрущев оказался хитрее, чем думал Берия.

Хрущева не обрадовала угроза, нависшая над осью Берия — Маленков. Понял, хитрющий лис, что, если Берия и Маленков не справятся с задачей, то ему с никчемным Булганиным и подавно это будет не по силам. Да и не хотел Хрущев, как догадывался Берия, заниматься подобными делами, и Сталина за них ненавидел лютой ненавистью. Так что Хрущев может стать надежным союзником в заговоре против Сталина, если до этого дойдет.

Сталин в ответ на хрущевское выступление вдруг мгновенно успокоился, и бросил на него слегка удивленный, но не злобный взгляд.

— Ты верно говоришь, Никита, — Сталин кивнул головой для убедительности. — Нужно разобраться с Абакумовым. — Обратившись к Маленкову, он сказал: — Вот, ты и разберись с ним. А вы. — он посмотрел на остальных, — окажите ему всяческую поддержку. Ты, Лаврентий, знаком с МТБ больше, чем кто-либо. Знаешь этих людей. Посмотри, что они делают на местах.

Вдруг Сталин сделал несколько глубоких вздохов, как будто ему не хватало воздуха.

— Скоро уеду отдыхать, — устало проговорил он. — Постарайтесь разобраться во всем до моего отъезда.

— Когда вы намерены уехать, товарищ Сталин? — спросил Берия.

— Еще не решил. Может, в июле, а может, в августе. Или после того, как будет ясность в делах. Особенно важно довести до конца дела врачей.

— Кстати, о врачах, — не упустил момент Берия. — Во время наших бесед Абакумов неоднократно утверждал, что трудно и практически невозможно доказать факт неправильного диагноза. Якобы, нет врачей, которые бы засвидетельствовали ложный диагноз и неправильное лечение. Но такие свидетельства есть. Помните, товарищ Сталин, Абакумов сам лично послал вам записку Лидии Тимашук. В ней она утверждает, что диагноз Жданову был сделан неправильный, и лечение было неправильным. И это не пустые слова, товарищ Сталин. Они подтверждаются кардиограммой, а ведь это запись, сделанная прибором, тут уж оспаривать это никому в голову не придет. Забыл, что ли, Абакумов такой важный материал?

Сталин резко выпрямился в кресле.

— Так какого черта вы молчали до сих пор! — вспылил он. Потом вдруг снова обмяк и сел. — Но я тоже об этом не вспомнил. Ну, ладно. Принимайтесь за работу.

//__ * * * __//

Спустя несколько дней после этого совещания, второго июля, в разгар рабочего дня позвонил Маленков и взволнованным голосом попросил немедленно зайти к нему в кабинет. По пути Берия выстраивал в уме схему, как нанести окончательный удар по Абакумову, а после него приняться за Власика и Поскребышева.

— Что случилось? — спросил Берия, увидев возбужденно блестящие глаза Маленкова.

— Ты знаешь Рюмина? Абакумовского следователя по особо важным делам?

— Знаю. Видел даже как-то. Что с ним?

— Он сейчас строчит жалобу на Абакумова. Обвиняет его во всех тяжких грехах. В умышленном затягивании следствия. Как только я получу его отчет, сразу соберу Политбюро для экстренного совещания. Нельзя это откладывать ни на секунду.

— Какие у него есть доказательства? — спросил Берия, усаживаясь напротив. В его голове мелькнула мысль, что хитроумные комбинации, которые он разрабатывал против Абакумова по пути к Маленкову, не понадобятся. Жизнь сама подкидывает нужные варианты.

— Рюмин утверждает, что Абакумов умышленно посадил Этингера в холодную камеру, где тот и отдал концы. Это было еще в марте, ты, наверное, помнишь. Таким образом, по словам Рюмина, Абакумов избавился от одного из основных свидетелей. А Этингер мог помочь следствию раскрыть заговор врачей.

— Чушь, — сказал Берия и тут же расплылся в улыбке, не скрывая удовольствия. — Так где Рюмин? Где его отчет?

— Пишет. Суханов с ним работает в приемной ЦК. Представляешь, этот Рюмин звонит мне, — уж как добрался до моего телефона, не знаю, — и жалуется на Абакумова, дескать, притесняет его и не дает ходу ни делу врачей, ни ЕАК. Я послал Суханова работать с ним. С утра пишут эту жалобу.