— У меня к тебе есть еще один вопрос… впрочем, забудь, — отмахнулся Петр.
— Мне бы не хотелось, чтобы между нами была какая-то недоговоренность.
— Хорошо. Тогда ответь мне, зачем ты помогаешь мне? Должна быть какая-то корысть.
— Хорошо… Видно, настало время. Прусский курфюрст велел передать тебе, что предоставит военную помощь…
— Что в обмен?
— Как только мы разгромим шведского короля, то Лифляндия должна будет отойти к прусскому курфюрсту.
— Хм… Почему он не скажет мне об этом лично?
— Он не хочет наносить бесполезных визитов.
— Хорошо. Передай ему, что я согласен.
— Мне бы хотелось, чтобы ты скрепил свое обещание на бумаге.
Петр достал бумагу и широким размашистым подчерком написал: «После победы над Карлом ХП обещаю отдать прусскому курфюрсту Фридриху III Лифляндию. Царь Петр». Помедлив секунду, расписался так же широко.
— Держи!
Аккуратно сложив письмо, Паткуль спрятал его в камзоле.
— Чего ты желаешь для себя?
— Ничего. Я служу прусскому королю… и России. Мне надо идти.
— Иди той же дорогой, — предупредил Петр. — Не бойся, там никого нет. Если бы кто-то шлялся, так меня бы предупредили.
Утро для герцога Саксонского началось с благой вести, посыльный, едва постучав в дверь, сообщил: русские войска уже подошли к границам Польши.
Русские стрельцы, растянувшись на десяток верст, подошли к границе Польши под самый вечер. Начинать военные действия не торопились: вытоптав на лугу траву, разбили шатры, а потом, балуясь, распалили костры до самого неба. Находясь в добром подпитии, играли на дудках и били в барабаны, после чего устроили кулачные бои и, вконец обессилив, повалились на стоптанную траву почивать, не позабыв выставить караул.
Польские уланы с затаенным молчанием наблюдали за баловством русских. Подошедшее воинство невольно приводило в трепет своей разудалостью, а в громких песнях, в сочетании с лихими танцами, было столько боевого озорства, что каждому недоброжелателю, глядючи на их молодецкое веселье, хотелось жить с ними в мире.
В души невольно закрадывался страх, что таковые детины могут попросту на острие своих пик донести волю русского царя до самой Варшавы, мимоходом завоевав полсотни германским княжеств.
Два дня продолжалось повальное гуляние.
На третий день баловство закончилось: выстроившись в боевые порядки, стрельцы с пиками наперевес подбегали к польской границы и, нещадно бранясь, неохотно возвращались обратно. Ближе к вечеру, видно, подустав от стремительных атак, стрельцы соорудили из веток чучела, которые в тот же час обстреляли из мушкетов. А когда супротивник был «сломлен» мощью стрелецкого оружия, ветки изрубили до крохотных кусочков, и, видно в назидании ляхам, сгрудившимся на той стороне границы, побросали ветки в полыхающие костры.
Демонстрация силы состоялась.
Уже на следующий день к курфюрсту Саксонскому Августу прибыл курьер со спешной депешей и, не скрывая своих чувств, припустив в свой рассказ красок, поведал о том, какой тихий ужас на поляков произвели полки русских стрельцов, подошедшие к самой границе.
В этом же день от русского царя в сейм пришло письмо, в котором тот, не подбирая особенных слов, заявил, что королем Польши должен быть избран курфюрст Саксонский. В противном случае русские войска немедленно пересекут границу и помогут сейму определиться с выбором короля.
Едва ли не ежедневно к саксонскому курфюрсту в Дрезден прибывали гонцы из Польши с добрыми вестями. В надежде на щедрое вознаграждение они рассказывали обо всем, что происходит на сейме. Паны, позабыв про обещание, данное французского принцу герцогу де Конте, теперь во всю расхваливали на сейме достоинства саксонского курфюрста Августа, явные и мнимые.
Герцог Август громко хохотал, когда ляхи с серьезностью заявляли о том, что со времен Карла Великого польские женщины не рожали более достойного человека, чем саксонский курфюрст.
Герцог Август бы весьма доволен и в тесном кругу вельмож обмолвился о том, что русский царь умеет держать слово, а потому отношения следует развивать и далее, — не исключено, что он может пригодиться еще не однажды.
Еще через неделю в Дрезден прибыл пан Станислав Хованский, один из влиятельнейших людей сейма. Без его участия не решался ни один серьезный вопрос, а выбор короля и подавно. Еще месяц назад он упорно отклонялся от встречи с саксонским герцогом, считая его наихудшей кандидатурой для польского престола и вот теперь, попросив аудиенцию, он уже третий час ожидал появления герцога и с каждой пробитой минутой все более втаптывал собственную гордость. Похоже, что ради блага польского королевства он готов был пойти и на большие унижения.
Курфюрст Август и не думал выходить, он сполна хотел насладиться за собственные унижения и, ссылаясь на неотложные государственные дела, поглощал бутылками бургундское.