Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА

— Здравия желаю, полковник Ладыгин Александр Анатольевич. — Он сунул мне клочок бумаги и добавил: — От меня уходите, там, за складами, ознакомьтесь, но постарайтесь еще побродить и заходите потом по адресу. Вас там ждут, слежка за вами прекращена. Понимаю, как вам тяжело идти, но вы постарайтесь пройти, потом полежите, посидите и потихоньку зайдите по адресу (это частное строение), в случае если нагрянут, мы их оттуда никого не выпустим.

К горлу подкатился комок, я едва отошел от «старичка» и меня начало рвать, наверное, вырвало все, чем меня потчевали изуверы. Когда я освободился частично от тошноты и рвоты, отошел от этого места метров на шесть или семь, закружилась голова, я почувствовал, что падаю и ничего не вижу. Очнулся я в том доме, куда меня посылал «старичок». Здесь были все свои, «Старичком» оказался полковник Осипов Георгий Николаевич (Ладыгин и Осипов — его оперативные фамилии), прекрасный врач-профессионал. Он живо обработал мои почерневшие ногти на руках и ногах, забинтовал откушенный кончик пальца. Я наглотался каких-то таблеток, и мне через час стало намного легче. Тут я услышал, что Бормана увезли через полчаса после моего задержания. Георгий Николаевич спросил меня, смогу ли я ехать на машине, я ответил, что смогу, так как сам понимал, что фашисты Франко небось уже снова меня ищут. Мы сели втроем в один автомобиль, а в два других автомобиля — по 4 человека и поехали. Не доезжая до Мадрида километров 25, мы свернули вправо и въехали в Мадрид совершенно с другой стороны. Заехали во двор двухэтажного дома.

Мы здесь отдохнули, я помылся, примерил на свою физиономию маску, на руках мне обработали ногти, чтобы не видно было черноты. Сфотографировался я и через 2 часа с паспортом Надеждина Серафима Илларионовича выехал с ребятами в аэропорт. При посадке в самолет ТУ-104 Аэрофлота увидел одного из русскоговорящих псов, у которого на подбородке торчала большая черная родинка (об этом типе с родинкой я расскажу позже), но я благополучно прошел в салон самолета вместе с Андреем Федосеевым и Сергеем Порхоменко. Минуты тянулись до бесконечности, но, наконец, взревели турбины самолета, и с дрожью всего корпуса самолета мы потихоньку тронулись. Так вот закончилась моя пятидневная командировка в Мадрид, которая показалась мне целой вечностью. За эти 5 дней я вроде бы побывал в преисподней. 20 февраля 1958 г. мы уже были в Москве, но я поклялся, что Бормана я все равно найду и от пули моей, только моей, подохнет этот боров-кровопийца.

Г.К. Жукова в Москве не оказалось. Я побывал на Госпитальной, там меня посмотрели и предложили поваляться дней десяток в госпитале, но я отказался. 26 февраля я выехал из Москвы поездом Москва — Алма-Ата. За четверо суток на моих пальцах на руках, хоть они были слабы, особенно мизинцы, чернота почти спала, остался только забинтованный палец. 2 марта я зашел к Михаилу Михайловичу — директору совхоза, вкратце рассказал о своей командировке и электрошоке. 3 марта я поехал в техникум, где пробыл на сессии 14 дней. Времени прошло достаточно много, я пытался забыть и про Испанию, и про Севилью, да и боли в позвоночнике стали беспокоить меньше. Больше всего этот кошмар мне напоминали кривые мои мизинцы и чуть укороченный один палец на правой руке. Но когда я вставал и начинал ходить, сильно давали знать о себе боли в пальцах ног и особенно большой палец на левой ноге. Когда же я приехал домой, то попытался скрыть, что случилось с пальцем на руке и ноге, говорил разное, что приходило на ум. Но день за днем я приходил в себя, шла внутренняя борьба — все забыть и баста! Разумеется, работать шофером я не мог, а потому числился в отпуске. 22 марта позвонил из ТуркВО Виктор Васильевич Быстренко и сказал, что 24 марта прилетает Г.К. Жуков. Он просит встретить его в Ташкенте, что-то хочет обсудить. Я сказал, что встречу его в аэропорту. В этот же день я предложил Михаилу Михайловичу, если у него есть желание, вместе со мной встретить Г.К. Жукова в аэропорту Ташкента. Он с удовольствием согласился.

В 13.20 по ташкентскому времени мы встретили маршалов Г.К. Жукова и А.А.

Гречко и генерала В.Ф. Толубко. Я их познакомил с М. М. Чепуриным и сказал:

— Это старый фронтовой костоправ. Он мне очень хорошо помогает, я за ним, как у Христа за пазухой.

Жуков же, здороваясь со мной, взял мою руку, как хрустальную вазу. Я ему сказал:

— Все зажило как на собаке, вот только мизинцы хоть обрезай по самые крючки.

Потом все вместе поехали в Луначарское, в Дом отдыха ЦК Узбекистана. Там я подробно рассказал всем присутствующим, что произошло со мной.

Г. К. Жуков даже очень расстроился, что я из-за этого Бормана перенес такие муки и сказал:

— На черта он тебе нужен, скоро сам подохнет, как собака. Ты, тезка, проявил мальчишество, к тому же непростительное. Риск риску рознь!

Но я повторил: