Заговор (СИ)

В настоящее время «робинзоны» находятся в С-ой больнице. Они больны пневмонией, их состояние оценивается как умеренно тяжелое. По их просьбе имена не оглашаются. Много ли еще подобных «робинзонов», раскиданных по лесам и болотам Мазурского края, скрывается от давно поверженного врага? Эти осколки недавней войны напоминают нам, как боевой сигнал, о том, что… (концовка статьи менялась в зависимости от места и времени публикации).

2. Разоблачение

(пассакалия)

Пассакалия — музыкальная пьеса, в которой тема, звучащая в басу, повторяется, как навязчивая идея, а на нее накладываются другие голоса и темы.

У домика Горпа вновь стоял автомобиль.

Старый Торссон давно чуял неладное. Он пробыл лесником 27-го квартала всю жизнь и застал еще времена, когда старый домик лихорадило контрабандой, и сам Горп орал на носильщиков, таскавших серые тюки. Торссон многое видел из-за кустов…

Горп давно отбыл к праотцам, его компания расточилась по миру, и домик пустовал лет двадцать, а то и больше.

С неделю назад Торссон вновь забрел сюда — и помянул дьявола: развалюха преобразилась. Вместо косматой обивки и гнилья белели чистые стены. Рядом пестрели следы работ — мятая трава, мусор, штабеля.

Торссон побоялся подойти к домику, хоть тот и выглядел безлюдным. Он не спешил обращаться в полицию. Всему свое время.

Повторный визит, однако, нанес жестокий удар его любопытству: мусор убрали. Сплюнув в бурьян, Торссон поклялся не прозевать ни единого события в тайной жизни домика.

В следующий раз ему повезло: не успел он выкурить и полтрубки, как вдали заурчал невидимый мотор.

Торссон быстро выбил курево и прыгнул жабой в кусты. Обманчивое горное эхо томило его несколько минут, и он уже устал ждать, — как вдруг рокот стал ближе, предметнее, и на поляну выкатился урчащий автомобиль.

За ним, погрюкивая, ехал прицеп, накрытый брезентом. К домику вела старая дорога, забытая еще со времен Горпа. Автомобилю пришлось нелегко — его оплели вьюнки, паутина, облепили комья грязи, и он был похож на медведя, выползшего из чащи.

Торссон замер. Задняя дверца, щелкнув, открылась, и оттуда выпрыгнул тот, кого меньше всего можно было ждать: мальчишка лет пяти.

Затем открылась передняя дверца, явившая юнца, тонкого, смазливого, с чувствительными девичьими глазами и смутным намеком на усы. Торссон, мысленно чертыхаясь (доверили авто молокососу), недоумевал: такая публика никак не вязалась в его уме с Горпом и контрабандой.

За мальцом, однако, вышел высокий мужчина в плаще. Лицо его показалось Торссону знакомым, но он не смог связать с ним никаких воспоминаний. Привычный ход мысли подсказал ему, что он мог видеть его в компании Горпа. Укрепляясь в догадке, Торссон вычленил в его облике черты преступной воли — крупные, властные линии лица и фигуры, скупую пластику движений, настойчивый взгляд. Погоди у меня, думал Торссон, припадая к земле, — небось ни сном ни духом, что бурьян имеет глаза и уши…

Молокосос-шофер сладко потянулся, что-то бормоча себе («…хорошо!», услышал Торссон), сверкнул улыбкой и отдал высокому честь:

— Приехали, капитан! Гей-гоп!

Торссон сморщился. Голос был бархатным, девчачьим — даже и не начал еще ломаться. Вековое презрение тертых волков к молокососам, не имевшее объяснимых причин, отпечаталось на физиономии Торссона, кислой, как его ватник.

— Отлично, Билли! — Капитан весело сощурился. — Здорово сработано! Вез нас, как китайские вазы.

— О да, премного благода… Юнга! — крикнул вдруг Билли, — нет, взгляните на него!

— Засиделось младшее поколение. Да и старшее, между нами говоря…

— Иди сюда! Юнга! Как лист перед травой!.. А вокруг-то — засада! шпиёны! враги! а он — скачет… Поррррхает, — рычал Билли на «юнгу», делая страшные глаза.

«Юнга», топтавший траву, прибежал к Билли и схватил его за штанину.

— Где влаги?

— Везде. Но мы победим их вместе. Нам будет скучно, если ты их всех один победишь, — сказал капитан, подходя к ним.

— Я их всех один победю!

— Ты, кровь геройская! — Билли ткнул пальцем в курносый нос. — Пока Юнга занят врагами — займемся-ка мы с капитаном… контрабандой. А, кэп?

При слове «контрабанда» Торссон вздрогнул. Недоумевающий ум вцепился в этот клочок-зацепку.

Ухмыльнувшись, Торссон стал усиленно глядеть в оба.

Капитан и Билли принялись разгружать прицеп. Это занятие сопровождалось подмигиваниями, смехом и мудреными фразами, половину которых Торссон не слышал, а другую половину не понял. Прицеп был гружен свертками; вот оно, шепнул себе Торссон, соображая, что же в них запаковано.