Заговор справедливых. Очерки

В газетах писали о страшных заговорщиках, которые заслуживают смерти. Это не люди, это чудовища. Им чуждо все, чем живут граждане Парижа и всей Франции. Они противники собственности, порядка, семьи, чести, всех человеческих чувств. Они хотели денег и славы только для себя, эти хитрые, жадные, бессердечные существа. Вслед за газетами устрашающие истории повторяли на бульварах, в лавках, винных погребках, в клубах.

27 мая 1797 года нож гильотины обезглавил двух из этих злодеев, которым чуждо все человеческое. Лавочники вздохнули с облегчением.

А накануне, незадолго до смерти, когда в узком тюремном окне чернело майское ночное небо, один из приговоренных к смерти писал письмо. Может быть, это был предсмертный крик озлобленного заговорщика, призывавшего отравить Сену и взорвать Париж? Или возглас отчаяния? Или призыв к кровавой мести? Письмо сохранилось, вот оно.

«Добрый вечер, друзья мои, – писал он жене и детям. – Я готов к тому, чтобы погрузиться в вечную ночь.

Я легче перенес бы смерть во имя отчизны, прощаясь навеки с семьей, с детьми, с любимой женой, если бы я не видел в конечном итоге гибели свободы. Не думайте, что я сожалею о том, что пожертвовал собой во имя самого прекрасного дела.

…Прощайте. Меня связывает с землей лишь тонкая нить, которая завтра оборвется… Приятно, по крайней мере, умирать с такой чистой совестью, как у меня… Прощайте навеки…»

Так писал главный из «злодеев», его звали Гракх Бабеф. Писал с мужественным спокойствием уверенного в своей правоте человека и с глубоко спрятанной горечью уходящего из жизни. Впоследствии один из его друзей составил список великих людей всей человеческой истории. Тут были и полулегендарный царь Крита Минос, и мыслители древности: Пифагор, Сократ, Платон, и древнеримские борцы за права простых земледельцев – братья Гракхи, и славный автор «Утопии» Томас Мор, и французские просветители Руссо и Мабли, вожди и трибуны великой революции – Сен-Жюст и Робеспьер.

Как же попал в этот перечень славных имен вчерашний землемер и служащий поземельного архива в Руа?

Казалось, что могло быть спокойнее и незаметнее этой должности: перебирать старые акты и договоры, обмерять земельные участки, устанавливать границы между ними, вчитываться в документы об аренде, в крестьянские жалобы и просьбы. Куда уж тут незаметному архивному служащему до философа Сократа, лорда-канцлера Мора и Максимилиана Робеспьера, грозы аристократов! Да и образование скромный землемер получил сам, просиживая ночи над книгами. Ему, внуку крестьян и сыну бедных родителей, нужно было идти работать после нескольких классов начальной школы. Дни шли за днями, сменялись годы, молодой архивариус перебирал бумаги или брел по осенней грязи, в десятый раз проверяя границы полей. И снова вчитывался в бумаги, заполнявшие все шкафы и столы.

Жалобы, прошения крестьян, ограбленных дворянами. В каждой – обман, преступление, слезы и бессильная ярость. А главное – несправедливость. Казалось, в их шелесте слышны человеческие голоса. Протяжные, однотонные голоса – не крик и не слезы, а сдержанный рассказ о страшной жизни целых крестьянских поколений. Долгая однообразная, отупляющая жизнь на земле, где каждый комок и бугорок не просто знаком, но перетроган руками, взрыхлен старым плугом, прополот и убран. Однако земля не своя, половину урожая – сборщику податей. В любую минуту помещик или его сын могут отрезать, а то и отобрать землю, затоптать посев.

Тысячи и тысячи людей, веками приросших к земле, неотделимых от нее, лишены собственной земли.

Это и есть та несправедливость, которую нельзя терпеть, зная о которой нельзя спокойно жить на свете. Многие, правда, жили и не задумывались над этим, но Франсуа Ноэль так жить не мог. Франсуа Ноэль – именно таково настоящее имя молчаливого и сдержанного землемера и архивиста из Руа. Впоследствии он станет именоваться Гракхом.

Тому была причина. Все вечера Франсуа сидел за книгами. Одна из любимых – «Сравнительные жизнеописания» греческого историка Плутарха. Почти две тысячи лет прошло со времени событий, которые неторопливо и подробно описаны Плутархом. Но для Франсуа некоторые из «знаменитых римлян» – как живые. И не просто как живые – друзья, каждый шаг которых понятен, будто сделан им самим.

Из далекой римской старины братья Тиберий и Гай Гракхи протягивали руки Франсуа Ноэлю.

Тиберий первым возвысил голос против разорения земледельцев-крестьян – главной силы римского войска. Они сражались за морем у стен Карфагена или в горах Малой Азии, а в это время разбогатевшие римские граждане захватывали их земли. Вчерашний солдат и труженик оказывался разоренным, нищим попрошайкой. Тиберий обличал эту несправедливость: «Они сражаются и умирают за чужую роскошь, чужое богатство. Их называют владыками мира, а они не имеют даже клочка земли». Много раз возвращался Франсуа к этой фразе, запомнил ее. Он даже поймал себя на том, что слышал ее где-то раньше. На самом деле она просто совпала с его мыслями. Не торопясь, перелистывал страницы Плутарха. Дальше. Дальше.