Заговор справедливых. Очерки

А у Михаила Васильевича Буташевича-Петрашевского собирались смелые люди. Примером для всех был сам хозяин – ученый, мыслитель, мечтатель. Человек независимый во всем – в мыслях, в поведении, даже в одежде. В николаевском Петербурге, где строго регламентировалось, кому что носить, кому быть в усах, а кому бритым, Петрашевский в плаще и широкополой шляпе, с большой бородой и длинными волосами вызывал удивление. Но удивлялись не только его своеобразному виду. Еще большее недоумение вызывало то, что способный человек, окончивший привилегированный Александровский лицей, не стремился к должности, не делал карьеры, не гнался за деньгами и орденами. Он стремился просто делать добро людям, например, бесплатно давал юридические советы, писал прошения, хлопотал за неграмотных, обиженных и забитых людей.

Он делает то, что, по его убеждению, должен был делать каждый честный и справедливый человек в России: просвещать людей, день за днем убеждать трудовой люд, что надо перестроить все до основания в стране, создать подлинно справедливый строй. Петрашевский использует все возможные средства для пропаганды – например, издает «Карманный словарь иностранных слов», где осторожно разъясняет идеи социализма.

Петрашевский был убежден, что источники всех несчастий человека надо искать не в нем самом, а в тех условиях, в которых он живет, в «самом устройстве житейских отношений».

Почему многие люди в России нищи, голодны, бедны, раздражительны, озлоблены, запуганы? Ведь по природе же человек не таков. Петрашевский любил людей. Именно поэтому он был убежден, что делу не поможет никакая проповедь любви к ближнему. Надо изменить среду, сделать ее достойной человека. А для этого ее следует изучить и знания свои проверить на практике. Без науки, на ощупь, наобум нельзя двигаться к определенной цели. В одной из своих последних речей на обеде в честь Шарля Фурье Петрашевский высказал мысль, занимавшую его все годы: «Невежество наше есть наш враг, враг опаснейший, враг внутренний, которого победить нам следует сперва». А победить его необходимо. Без этого не объяснишь людям всю противоестественность их теперешней жизни, не осветишь путь к жизни другой, по-настоящему справедливой.

Какой же она мыслилась Петрашевскому и его друзьям?

Чаще всего человек живет, не сделав и тысячной доли того, что мог бы. И от этого сознания, что жизнь не удалась, чувствует себя обойденным, обиженным. Между отдельной личностью и другими людьми не будет разлада. Каждый человек, писал Петрашевский, «будет деятелем не только полезным самому себе, но целому обществу». Труд превратится в радость. Всякий труд, ибо исчезнут «удручающие, отвратительные работы».

Не будет изнурительной ежедневной каторги, отнимающей у человека все силы и радости жизни. Но для этого труд должен стать разнообразным, таким, как описал его Фурье. Все виды труда – на фабрике, в поле, в библиотеке, в саду – пройдет человек с детства.

Петрашевский так был захвачен этой мечтой о труде радостном и привлекательном, что увлеченно говорил о ней даже перед манекенами – чиновниками из следственной комиссии. Говорил накануне казни или каторги, которая его неминуемо ожидала.

Будущее общество рисовалось Петрашевскому и его друзьям лишенным всякой вражды между расами и нациями. Раньше, чем сами передовые американцы, Петрашевский, вслед за Радищевым, осудил рабство в Америке, угнетение негров, басни о неполноценности людей с цветной кожей. В далеком будущем, пишет он, «различие народностей исчезнет, есть только люди».

Петрашевский, Ахшамуров, Ханыков, Момбелли, Спешнев жили предчувствием этого будущего, искали пути к нему. Книги Фурье они знали наизусть. На одном из последних собраний за две недели до ареста отметили день рождения мыслителя. Из Парижа удалось привезти его портрет в натуральную величину.

Казалось, что Шарль Фурье слушает их речи о золотом веке, который ждет, непременно ждет людей.

Но не только из книг Фурье рождалась мечта о другой, справедливой и счастливой жизни.