Заговор Ван Гога

Турн не слушал Хенсона. Он просто стоял и молча плакал.

– Нет, это невероятно… Словно встретить давно пропавшего брата…

«Или отца», – подумала Эсфирь.

Итак, ситуация прояснялась. Известно, что Стефан Мейербер от имени нацистов грабил музеи в Южной Франции. Очевидно, он бежал затем в Голландию, где вновь приложил свои таланты, а потом в Германию.

По дороге он сменил имя и фамилию на Сэмюеля Мейера, затем эмигрировал в Америку. Хенсон прав. Смерть Мейербера в Швейцарии – всего лишь инсценировка. Как иначе объяснить, что подлинный Ван Гог объявился на чердаке дома Мейера в Чикаго?

Надо полагать, мать Эсфири об этом узнала. Возможно, даже видела Ван Гога своими глазами. Вот почему она бросила Сэмюеля Мейера. Из любви к дочери она сохранила страшный секрет ее отца.

Тело девушки словно онемело, в животе образовался какой-то мертвый комок. Нет сил думать. Нет сил даже плакать.

Глава 6 ЗАКОННЫЕ ВЛАДЕЛЬЦЫ

Двумя днями позже девушка проснулась со страшной головной болью. Мало того, кто-то настойчиво колотил в дверь ее гостиничного номера. Во рту жгло и резало, будто она полночи жевала утеплитель из стекловолокна. На столике валялась пустая бутылка перцовой водки, укоризненно показывая на Эсфирь горлышком.

Сморщившись, она посмотрела в глазок. Тут Мартин Хенсон вновь забарабанил по филенке, словно намереваясь выбить дверь.

– Это я, – сказал он.

– Вижу, не слепая, – раздраженно проворчала она и, мучительно стеная, сумела-таки справиться с цепочкой и замком. – Чего ты хочешь?

– Интересные дела творятся, – объявил он с порога.

– Мне все равно, – отрезала девушка и отправилась в ванную, чтобы умыться холодной водой. Увы, из крана лилась только теплая струйка. Так ей показалось, по крайней мере.

– Вид у тебя, однако… – протянул он.

– Лесть тебе не поможет. Евреи вообще не очень-то пьют, – вздохнула она.

– Тем лучше для них.

– Но мы склонны к похмелью. Послушай, Мартин, я собираюсь домой, в Израиль. Правду об отце я узнала, а что будет дальше, меня уже не касается. Уж лучше бы картина сгорела, честное слово.

– Она спаслась из огня дважды, первый раз в сорок пятом, а второй вместе с нами. Может, это рука судьбы.

– Может, это, наоборот, проклятие. Я лично просто хочу домой.

– Ты, наверное, еще далеко не все знаешь. Сдается мне, газеты ты не читаешь и ящик не смотришь.

Хенсон отодвинул водочную бутылку и на ее место бросил свежий номер «Чикаго трибьюн». Пролистнул несколько страниц, затем с хрустом сложил газету в две четверти.

– Вот! Как тебе это нравится?

Свет из окна буравил глаза, как бормашина. Она плюхнулась в кресло.

– Сам читай свои газеты.

– Эх, жаль, что так вышло… Надо было нам аккуратнее себя вести – в полиции кто-то разболтал репортерам насчет Ван Гога. В общем, сейчас чикагское управление и Институт искусства официально подтвердили факт находки. Написано многое, но главное здесь, что за последние сутки вся история попала в международные новости.

– А чего удивляться? Ван Гог все-таки. Целое состояние.

– Да, таково общее мнение, хотя расследование еще не закончено. Однако возникает вопрос: если это действительно наш мальчуган Винсент, то кто владелец этого полотна?

– Какая разница? Уж не я, во всяком случае.

Хенсон наклонился вперед и уставился прямо в красные воспаленные глаза Эсфири.

– Знаешь что, закажу-ка я тебе галлон «эспрессо». Кофе тебе помогает? – И с этими словами он поставил водочную бутылку на попа. – Ты, никак, решила, что это лекарство лучше заживляет пулевые дырки?

– Вот уж спасибо! Теперь меня будут пичкать лекциями… Нет, врачи сказали, что я отделалась царапинами.

– Очень глубокими царапинами. – Хенсон присел на диван и улыбнулся. – Итак, в повестке дня вопрос: почему тебя должен волновать наш Ван Гог?

– Нет никакого нашего Ван Гога! Его просто украли!

– Да, украли, – согласился Хенсон. – Но у кого?

Он постучал пальцем по газете. Когда девушка уныло опустила голову, он начал читать вслух. Судя по всему, прошлым днем, когда Си-эн-эн, Си-би-эс и Эн-би-си сообщили про обнаружение картины и показали репортажи о пресс-конференции в Институте искусства, сразу с нескольких сторон раздались заявления о законных притязаниях. Первым отреагировало голландское правительство. Их требование проистекало из того, что монастырская школа, оказавшись банкротом, перешла в руки государства еще в 1950 году. Таким образом, утверждали голландские власти, сейчас картина по праву принадлежит Нидерландам. Посол этой страны уже представил официальное заявление в МИД. Далее в ряду претендентов шел орден Сестер божественного милосердия, в чьих рядах числился монастырь Сестер Святого Антония Падуанского, который и заведовал в свое время той школой, что владела музеем «Де Грут». Уф-ф! Дальше – больше. «Оссерваторе романо», официальный печатный орган Ватикана, заявил о намерении сестер подать иск, хотя собственно Церковь отказалась занимать какую-либо позицию в этом споре. Ну и наконец, с исковым требованием выступила некая голландка, дальними родственными узами связанная с бывшим хранителем упраздненного музея.