Заговор Ван Гога

Эсфирь разрывалась на части. Чего бы он ни обещал ей дать, это не играло никакой роли. Ей даже не было интересно. Но каких бы ошибок ни наделал Мейер, ей хотелось знать, кем он был, хотелось взглянуть ему в глаза и понять, что он за человек. Здесь не обойтись без совета матери, однако к тому времени Роза уже совсем потеряла всякую способность реагировать на мир. Еще год назад она порой принимала свою дочь за тетю Полю, задохнувшуюся в тюремном вагоне по пути в Освенцим, а по мере того, как мыслительные процессы Розы распадались на части, она все чаще и чаще в своем сознании переживала ужасы тех юных лет. Теперь же в инвалидной коляске сидела женщина, бесстрастно глядящая перед собой без тени мысли или чувства. Бледный призрак, наконец-то освобожденный от всех кошмарных воспоминаний. Роза Горен была жива, но только на бумаге, как имя еще не умершего человека. Эсфирь задавалась вопросом, не потому ли она согласилась встретиться с Сэмюэлем Мейером, чтобы просто заполнить образовавшуюся пустоту? Чтобы воссоздать некое подобие семьи, хотя бы на тот краткий срок, что был отпущен ее отцу?

Одной бессонной ночью Эсфирь села в машину и проехала через весь Тель-Авив, ища совета у Йосси Лева. Майор терпеливо выслушал, но, как и всегда, ответил прямо и грубовато: «Хочешь, езжай, а хочешь, нет. Следуй своей интуиции. Она выручала тебя в тысяче диких ситуаций». Да, но что именно пыталась сказать ей интуиция? Как было разобраться в противоречивых эмоциях, что взяли ее в клещи подобно толпе разъяренных фанатиков, побивающих жертву камнями?

По дороге домой ей вспомнился один ортодоксальный раввин, с которым она как-то раз познакомилась в доме призрения, куда пришла навестить мать. Нельзя сказать, чтобы Эсфирь была глубоко религиозна, но этот раввин казался ей очень понимающим и мудрым, так что на следующее утро после известия об отце она позвонила с просьбой о встрече. И раввин сказал ей, что нельзя допускать, чтобы на решение влияли те воображаемые чувства, которые якобы испытывает ее мать. Ведь Роза уже ничего не чувствует. А сама Эсфирь никогда не сумеет обрести душевный покой, если не встретится с отцом. Такая поездка, а может быть, даже и прощение (если она найдет в себе столько сил) могли бы стать «мицвой», актом сострадания и милосердия в отношении умирающего человека, каких бы бед он ни натворил. Милосердие куда важнее наказания, и за это ей воздастся…

– Словом, вы решили лететь в Чикаго, – напомнил о себе Хенсон.

Она молча кивнула. Впрочем, Мейер ничего не знал. Она купила билет, уговорив саму себя, что сможет отказаться в последний момент. Самообман, конечно, но в ту минуту она в это верила.

– И вы, стало быть, позвонили ему из аэропорта, а он дал вам адрес?

– Не только. Он мне назвал… эти… как их там?.. Какие-то «сетевые координаты», что ли… Сколько-то там сотен к северу, чего-то такое к западу… Не могу сказать, чтобы я в них толком разобралась, зато таксист все отлично понял.

– У нас тут сетка используется. Пересечение Стейт-авеню и Мэдисон-авеню дает нуль, точку отсчета, – объяснил Хенсон. – Весьма удобно, ведь заблудиться в большом городе проще простого, особенно в Старом Свете: Лондон, Дамаск, Каир. Такая древность, знаете ли…

– Надо же, никогда не слышала, – сказала она.

Хенсон улыбнулся.

– Хотя работаете в турфирме?

– Я организую группы.

– А-а…

Она вспомнила, как дрожал голос на том конце провода. На секунду ей пришло в голову, уж не стоял ли рядом Шток, приставив пистолет к виску Мейера, но нет, это звучали эмоции. Благодарность за шанс получить прощение…

– Когда я позвонила из аэропорта, отец дал адрес и сетевой код. Я приехала, а там… Ну, вы знаете.

Пару секунд Хенсон молча смотрел ей в лицо.

– Этот самый Шток, должно быть, настоящий эксперт, коль скоро он с вами справился. В смысле, с вашей-то подготовкой… Лев говорит, вы одна из лучших.

– Подготовка? О чем вы?

Ничего не ответив, Хенсон многозначительно опустил глаза на свои записи. И все-то он знает, все-то он ведает… Наглый индюк. Страшно потянуло влепить ему пощечину.

– Вы вот что мне растолкуйте, – зло прошипела она. – С какой стати сюда «контора» лезет? Расследовать убийство – это дело для чикагской полиции. Я им дала приметы, все рассказала. Теперь они должны найти его убийцу. А убийства – это их епархия, не ваша, ясно?

– Вы сказали «контора»? А при чем здесь ЦРУ? – Хенсон мило улыбнулся. – Теперь уже я не понимаю, о чем говорите вы.

«Ах, вот как? – подумала она. – Бей врага его же оружием? »

– Мне нужно вызвать такси.

– А вот детектив Томас сначала подумал на вас, что это вы отца убили.

– Я?! Да в меня три раза стреляли!

– Что ж поделаешь, такая у него была версия. Кроме шуток.

– Мейер сначала выпустил три пули в меня, а потом еще две себе в лицо? Или, погодите. Сначала я застрелила его, потом себя, будто бы…

– Ужас, правда? Но понимаете, когда он получил сведения про Мейера, то ему показалось, что…

– Сведения?

– Причина, по которой от него ушла ваша мать.

В комнате воцарилась такая тишина, будто вселенную только что передернуло. Что он несет?

– Это Мейер нас бросил, а не мать!