Заговор Ван Гога

– Вы серьезно ничего не знаете? – Хенсон склонил голову набок. – Вы меня извините, в это трудно поверить. Я говорю, вы всегда могли бы все узнать, если бы только захотели. Но ведь не захотели, верно? Впрочем, вас можно понять.

– Он удрал от матери с какой-то шиксой! С белобрысой шиксой!

Ни одно чувство не отразилось на лице Хенсона.

– Неверно.

У Эсфири заныло сердце. Она отказывалась встретиться с отцом, когда тот уже умирал. А теперь, после того, как она наконец-то уступила, его вырвали в тот самый миг, когда он был готов объяснить, почему оставил семью. Нет-нет, это невозможно! Такое объяснить нельзя! Отчего же он не попробовал с ней связаться за прошедшие тридцать пять лет? Та боль в глазах матери при всяком вопросе об отце… Откуда она? Появилась на пустом месте?

– Вы родились в начале шестьдесят шестого года, – сказал Хенсон. – Примерно в то же самое время Служба иммиграции и натурализации пересматривала дела нескольких евреев, попросивших убежища около пятьдесят первого года. Я бы сказал, их скорее интересовали советские агенты-нелегалы, нежели вероятные нацисты. Как бы то ни было, о вашем отце всплыли кое-какие вещи, очень напоминавшие биографию некоего головореза по имени Стефан Мейербер.

На лбу Эсфири выступил холодный пот. Мать ни слова об этом не упоминала!

– И?

По словам Хенсона, после прибытия в Соединенные Штаты жизнь Сэмюеля Мейера ничем особенным не выделялась. Он осел в Чикаго и устроился в одну из мастерских, подрабатывая таксистом-частником по выходным. Копил деньги, а потом вместе с Розой Горен купил тот самый дом, где и умер в конечном счете. В полицейские сводки имя его попадало дважды. В 1959 году он проходил свидетелем по делу об ограблении. Возле какого-то джаз-клуба белый отнял деньги у черного. До суда не дошло, потому как жертва так и не появилась, чтобы подать официальное заявление в полицию. В 1963 году его задержали во время забастовки в числе доброй дюжины пикетчиков. Факты обвинения оказались подтасованы в целях давления на их профсоюз, так что по прошествии нескольких часов Мейера отпустили. В общем, жизнь его текла тихо и спокойно, он был весь поглощен работой, время от времени ходил в синагогу и играл в домино с рабочими-итальянцами, все из той же мастерской. В начале 1966 года родилась Эсфирь. Словом, Сэмюель Мейер и его супруга Роза, можно сказать, посвятили себя воплощению американской мечты.

Однако через несколько месяцев после рождения дочери Сэмюель Мейер зашел в ломбард, расположенный неподалеку от делового центра, и предложил серебряную табакерку, украшенную изображениями скрещенных пушек и геральдических лилий. Хозяин ломбарда сразу понял, что вещица намного древнее и дороже, чем утверждал Мейер. Месяцем раньше в одном из особняков квартала «Лейк-форест» произошло ограбление, пропало несколько антикварных поделок. Хотя в списке, переданном из полиции, табакерка не значилась, хозяин все равно позвонил в участок и поделился сомнениями. Полиция застала Мейера на его таксомоторной стоянке и допросила. Он сказал, что табакерку ему дал какой-то человек в Голландии, еще во время войны, и что вплоть до эмиграции он носил ее в кармане как талисман. При более тщательном осмотре на днище удалось прочитать клеймо пробы и монограмму, из которой следовало, что эту табакерку изготовили для родного брата Людовика XIV, Филиппа, – главнокомандующего войсками Франции. Этот знаменитый гомосексуалист заказал для своих ближайших друзей пять таких табакерок. Три из них находятся в музеях, одна утеряна, а еще одну в 1943 году отобрали у банкира-еврея из Ниццы. Причем грабитель известен – французский нацист по имени Стефан Мейербер.

Мейера взяли в оборот. Тот факт, что он свободно говорил по-французски и не мог подтвердить свое местонахождение в период с середины 1940-го вплоть до появления в Авиньоне в 1947-м, вроде бы свидетельствовал не в его пользу, напоминая скорее биографию Мейербера. При марионеточном режиме Петена этот самый Мейербер помогал выявлять евреев и растаскивать их имущество. Когда Германия установила более прямой контроль над югом Франции, он решил любой ценой доказать свою лояльность. Один немец, из числа бывших армейских офицеров, дал показания о том, что Мейербер до смерти затоптал беременную женщину. Два выживших узника трудовых лагерей видели, как он суповой ложкой выковырял глаза у мальчика-подростка. В обоих случаях свидетели уверенно указали на Сэмюеля Мейера, хотя армейский офицер был почти слеп. Словом, началась подготовка к лишению Мейера гражданства с последующей депортацией во Францию, где его ждал трибунал. Слушания назначили на ноябрь 1966 года.

У Эсфирь засосало под ложечкой. Во рту пересохло так, что она едва сумела выдавить слова:

– А мой… мой отец признался?