Заговор Ван Гога

– Так вот, в случае Ван Гога есть кое-что специфическое, что может нам помочь. Как известно почти любому человеку – особенно когда речь идет о подсолнухах, – Ван Гог очень любил пользоваться пигментом «желтый хром». Если приглядеться, то вы заметите на сюртуке, в который одет художник… и особенно вот здесь, на пуговицах… желтые акцентирующие пятнышки. Возможно также, что желтый хром или аналогичный пигмент был подмешан в мазки вокруг его головы для создания вот этого характерного голубовато-зеленого эффекта. Как бы то ни было, я поначалу намерен сосредоточить свое внимание именно на желтых пятнышках. Видите ли, у желтого хрома есть одна любопытная особенность: он меняется по мере старения. Да, он желтый изначально и желтым остается, однако с годами… как бы выразиться… с годами он приобретает иной оттенок за счет химических изменений. Если картина была создана в тысяча восемьсот восьмидесятых годах и пигмент в самом деле является желтым хромом, то глубина таких изменений окажется иной, нежели если картина написана недавно. И в этом последнем случае фальсификатору пришлось бы прибегнуть к заменителю или каким-то иным образом изменить краску, чтобы результат напоминал подлинный желтый хром Ван Гога. Далее, я не могу сказать с ходу, но если кто-то покрыл картину лаком, то и здесь я тоже смог бы кое-что выяснить.

– Я надеюсь, – проворчал Турн, – вы не собираетесь портить полотно своими химическими анализами.

– Разумеется нет! – обиделся Креспи. – Вы и сами это знаете! Я же не чудовище! Современные приборы настолько чувствительны, что анализ можно провести на кусочке с булавочную головку!

– Никакие повреждения картины недопустимы, – не успокаивался Турн.

– Конечно, конечно, – вмешался Жолие. – Я могу подтвердить репутацию профессора Креспи. Его прошлые работы безупречны.

– Картина останется в целости и сохранности, – заявил Креспи и уселся, возмущенно сложив руки на груди.

Хенсон наклонился к Эсфирь.

– Академический пинг-понг, – прошептал он.

– Кстати, мне кажется, что в полиции все эксперты почему-то всегда согласны между собой, – заметила она.

– Туше, – улыбнулся Хенсон. – С другой стороны, обычно они не столь театральны.

К этому моменту Жолие уже представил Хуана Фернандеса Балеару, который изучал полотна с помощью рентгеновских, ультрафиолетовых и инфракрасных лучей. Внешне профессор состарился очень импозантно. Его седые волосы оттеняли темные глаза, а хрипловатый голос говорил о зрелой мужской силе. По словам Жолие, в последние годы Балеара добился также значительного прогресса в области магнитно-резонансного анализа.

Испанец начал свое выступление с извинения за недостаточно чистый английский, хотя на деле акцент почти не ощущался. Он объяснил, что свет с длинами волн, недоступными человеческому глазу, открывает совершенно новые особенности полотен. К примеру, с помощью рентгеновских лучей становится возможным обнаружить любые красочные подложки, находящиеся под верхним непрозрачным слоем. Такая методика дает нам массу новой информации. Скажем, можно выявить старые картины, закрашенные в более позднее время теми художниками, которые хотели сэкономить на стоимости холста. Далее, живописцам часто не нравятся свои первичные результаты, и они просто зарисовывают их сверху. Получается, рентген полезен при выяснении, что же исходно намеревался изобразить художник. Иногда крупный живописец мог несколько подретушировать свое полотно, чтобы оно больше понравилось покупателю или меценату. Например, он мог добавить какой-нибудь предмет к натюрморту, пририсовать медаль или иной знак отличия. Здесь Балеара упомянул об одной испанской картине начала девятнадцатого века, на которой пришлось закрасить младенца из благородной семьи. Дело в том, что ребенок умер, и художник, по-видимому, не хотел лишний раз травмировать его мать. Далее, необычные участки спектра полезны для анализа техники работы кистью.

– Мазки, – завершил свое выступление Балеара, – у некоторых мастеров настолько уникальны, что их можно сравнить с отпечатками пальцев.

Эсфирь про себя отметила, с каким вниманием все это слушал Мартин. Он иногда даже вынимал свою авторучку и делал какие-то пометки в блокноте. Сама же девушка до сих пор ощущала легкое головокружение от перелета и страстно желала упасть лицом в мягкую постель с прохладными, шелковисто-гладкими простынями.