На следующий день прискакали новые гонцы с новыми подробностями сражения. В своих рассказах они по просьбе Энгиена умалчивали о его роли полководца. Сам герцог продолжал называть творцами победы Жана де Гассиона и Сиро и требовал для них наград. В одном из частных и малоизвестных писем к Мазарини он тепло отозвался о Луи Фронсаке, поистине необыкновенном нотариусе!
Дворец Конде стал новым центром столицы. Бофор и Монбазон превратились в мишени для сарказмов и грубых шуточек. На неделе состоялось торжественное богослужение, дабы возблагодарить Господа за спасение Франции и унижение его католического величества короля Испании! Палили все городские пушки, повсюду устраивали веселые фейерверки, танцы и балы. Сотни знамен, штандартов и стягов, захваченных у врага, покрыли стены собора Нотр-Дам так плотно, что не осталось ни единого свободного камня! Никогда еще победу не праздновали так пышно. Парижане осыпали герцога Энгиенского похвалами, восторгами и лестью, позабыв о своем прежнем кумире Франсуа де Бофоре.
«Подобно Цезарю, этот принц рожден военачальником», — писал восторженно Рец.
Радуясь победе при Рокруа, Мазарини не уставал напоминать всем и каждому, что это он сумел убедить короля доверить молодому принцу командование армиями. Он скромно объяснял, что с самого начала разглядел в Луи де Бурбоне великий полководческий гений.
Но на самом деле популярность молодого Конде его изрядно беспокоила. Он не хотел, чтобы герой оставался в Париже, где он мог стать подлинным препятствием для его планов. Впрочем, Энгиен, опьяненный успехом, также не стремился осесть в столице, желая продолжать войну и лететь от победы к победе. Министр предложил ему отправиться под Тионвиль и время от времени совершать набеги на испанские позиции; таким образом он надеялся избавиться и от Конде, и от испанцев.
В атмосфере всеобщего ликования Бофор по-прежнему пребывал в нелепой уверенности, что он является хозяином положения, потому что ему подчиняется королевская гвардия и его обожает народ. Он надменно игнорировал Мазарини и продолжал вести себя как первое лицо королевства.
Через несколько дней после победы при Рокруа королева принимала ванну, а Бофор, велев доложить о себе, не стал дожидаться и силой проник в комнату, где регентша сидела обнаженной. Анна Австрийская гневно прогнала его. Узнав о его унижении, придворные мгновенно принялись высмеивать
Постепенно насмешки, адресованные молодому герцогу, становились все более злыми, оскорбительными и жестокими.
Тем не менее Бофор не был ни совсем одинок, ни слишком глуп. Он собрал вокруг себя всех противников Ришелье, ставших теперь противниками Мазарини. В первую очередь он обратился к давним соратникам графа Суассонского и Гастона Орлеанского: Фонтраю, Монтрезору и герцогу Бульонскому, а также к парламентариям, несогласным с отменой права ремонстраций; главой недовольных магистратов выступал председатель парижского парламента Барийон.
Герцог де Бофор сумел, кроме того, привлечь на свою сторону людей, верных Ришелье, но попавших в опалу к Мазарини, — например, дю Нуайе, которого, напомним, кардинал только что отстранил от должности. Дю Нуайе, шаркун-иезуит, привел с собой святош и ультрамонтанов, сочувствовавших Испании, и в частности, епископа Бовэ.
В окружение Бофора вошел также бывший хранитель печати де Шатонеф, который когда-то вынес приговор Монморанси, готовый на все, лишь бы занять местечко в постели Мари де Шеврез!
Под командой Бофора находилось несколько гвардейских полков, среди его друзей числилось немало блестящих офицеров, таких, как Ла Шатр, Кампион, Бопюи, и эта грозная сила являла собой реальную опасность для власти.
Но для победы над Конде наследнику Вандомов надо было найти союзников, способных повлиять на королеву. Маркиз де Фонтрай посоветовал ему договориться с госпожой де Шеврез, падчерицей своей любовницы, толстухи Монбазон.
Бофор одобрил эту идею, и его приближенные принялись заваливать регентшу просьбами вернуть ко двору «чертовку» Мари де Шеврез.
Сама герцогиня де Шеврез не осталась безучастной к этим демаршам. Ведь в Брюсселе она уже вела переговоры с Испанией от имени Франции! Там рождался проект договора, согласно которому Франция возвращала все свои завоевания в обмен на часть Германии. Убежденная, что действует от имени своей лучшей подруги-королевы, Мари де Шеврез рассчитывала на ее поддержку еще и потому, что Анна Австрийская приходилась сестрой королю Испании.
Но Мари де Шеврез не знала, что регентша не была больше испанкой, отныне она была матерью короля Франции, и, будучи ею, она забыла прошлое. И теперь желала лишь одного — оставить сыну самое могущественное королевство в Европе.
Двадцать четвертого мая в Париж возвратились Луи и Гастон; настроение у друзей было совершенно разное.
Гастон считал уголовное дело закрытым. Фонтрай испробовал свой яд на Дакене; Бабена дю Фонтене, заподозрившего его в преступлении, маркиз убил с помощью духового ружья, потом отравил короля и попытался устранить тех, кто слишком близко подошел к истине.