Заговор

Джанет приостановилась, ожидая дальнейших расспросов. Когда же он отделался кивком, прошла мимо него в дом. Двое молодых людей следовали за ней. Внутри троица, уложив сумки и пальто в шкаф в коридоре, прошла под аркой и ступила в гостиную. Пламя в камине бушевало вовсю, рядом стоял старец, опасливо-судорожными движениями поправляя дрова кочергой.

— Надеюсь, ваша поездка была легкой. — Ткнув напоследок кочергой в дрова и полюбовавшись на то, как взметнулся огонь к дымоходу, старец обернулся. — Что стряслось с машиной мистера Эггарта? Почему ее не оказалось на месте?

Прибывшие глянули друг на друга, потом на старца. Ответ держала Джанет Грант:

— Она была на… Тринадцатой. Он так и не появился.

— Да-да, понимаю. — Старец подошел к креслу, стоявшему ближе всего к огню, и сел. — Я просто спрашиваю.

— Вы знали, что он подвергся опасности? — В арочном проходе появился Седжвик.

— Только… когда в эфир вышли, — ответила Джанет.

— Но вам было приказано соблюдать радиомолчание. — Речь старца была почти бесстрастна. — Как же тогда вы могли услышать? — Молодая женщина молчала. — У меня такое подозрение, что вы не сумели сделать, как вам было велено, потому что знали о своей предыдущей ошибке на Двенадцатой улице. Я не прав, мисс Грант?

Она смотрела прямо перед собой.

— Так точно.

— Наконец-то мы слышим правду. — Старец неотрывно смотрел на огонь. — Подобная ошибка может дорого обойтись. И разумеется, всегда приходится тратить силы на ее исправление.

— Я понимаю…

— Понимаете вы очень мало. Иначе данная ситуация никогда бы не возникла. — Холодная прямота ответа старца застала Джанет врасплох. Он повернулся к ней. — Ответственность за ваши действия взял на себя ваш отец. Он всегда осознавал, что к чему и ту роль, какую должен играть. — Старец помолчал. — А вы, мисс Грант, осознаете, что тут к чему? — Он снова выдержал паузу. — Надеюсь, вы об этом подумаете.

Молодая женщина стояла недвижимо, не в силах дать ответ.

* * *

— Тысяча пятьсот тридцать первый год. — Рассказ о монахе, похоже, успокаивал Ксандра. — Когда Медичи вернули себе власть над Флоренцией, Эйзенрейх послал отрывки из своей рукописи в подарок возвращающимся захватчикам. Ему, как и Макиавелли за двадцать лет до этого, нужна была должность. В своем послании, насколько нас уверяют, он намекал на способ, которым немногочисленная группа людей — Медичи, естественно, — могла бы захватить власть не просто в одном городе, а на всем континенте. И не просто силой оружия. В том ворохе бумаг на кровати есть копия из папских архивов: послание, которое Климент Седьмой направил в то время нескольким кардиналам. Климент (а он был из Медичи) описывает прочитанные отрывки трактата как «un lavoro d'una possibilita grande ma anche perigliso», «произведение великих, но опасных возможностей». Больше напуганный, чем заинтригованный, Климент повелел найти рукопись и сжечь. Будь он немного посмелее, кто знает, как бы выглядела сегодня карта Европы!

— Но почему Папе не захотелось возвеличить собственную власть?

— А зачем? Он был главой католической церкви, крупнейшего центра общественно-политической власти в известном тогда мире, и держал на руках высшую козырную карту. Он, Папа Римский, был наместником Христа. Отлучение от церкви все еще оставалось весьма мощным оружием. Он обладал всей властью, какую, наверное, мог заполучить. А вот чего ему совсем не было нужно, так это чтобы кто-то из его врагов, скорее всего Генрих в Англии или Франциск во Франции, завладел этим документом и стал угрозой для европейской стабильности, или, как говаривали в те времена, незыблемости.

— Значит, Климент его уничтожил?

— В том-то и ирония судьбы! Он отыскал Эйзенрейха… точнее, его побочный сын, Алессандро, герцог Флорентийский, отыскал… но пытками замучил старого монаха до смерти, прежде чем тот успел рассказать, где манускрипт. Климент, наверное, провел несколько беспокойных недель, ожидая, что рукопись объявится при каком-нибудь другом дворе, но ничего так и не появилось.

— Значит, манускрипт не причинил никаких хлопот.

— Клименту — нет. Манускрипт так и не нашелся. Скажу больше, месяца через два после смерти Эйзенрейха в письме, адресованном Алессандро, Папа уже убежденно говорил, что вся эта история — лишь уловка, никакой рукописи на самом деле не существовало, а Эйзенрейх нагнетал страх только для того, чтобы кто-нибудь дал ему должность.

— И значит, всю историю попросту забыли?

— Если вдуматься, то в начале тридцатых годов шестнадцатого века Клименту было не до розысков книги Эйзенрейха. Разрыв Генриха Восьмого с католической церковью тревожил куда больше, чем сомнительная рукопись мертвеца.

— Однако манускрипт опять появился? — спросила Сара, выбирая из кипы бумаг копии папской переписки. — Книгу-то Эйзенрейх все же написал.

— И да и нет.

Сара выпрямилась.

— Я ищу не такой ответ.

— Нет доказательства — нет рукописи. Вот то, к чему склонны большинство ученых.

— Это по части «нет». А что по части «да»?