Заговорщики Гора

Как читатели, если таковые когда-нибудь появятся, возможно, догадались бы, в бытность мою на Земле я была крайне обеспокоена желанием понять, кем я могла быть, или какова могла быть моя природа. Меня то и дело тревожили странные мысли, иногда обрушивавшиеся на меня, когда я менее всего ожидала и была готова им сопротивляться, странные, часто повторяющиеся сны и, конечно, удивительные, дикие, необъяснимые факты, которые мне показывало моё подсознание за мгновения до моего пробуждения. Именно в такие моменты, мне было труднее всего, несмотря на всё моё воспитание, образование и происхождение, смотреть на себя, чувствовать себя, сознавать себя той, кем я должна была себя сознавать и чувствовать. Был ли кто-то другой, кто мог бы объяснить мне, кем я была? Кто бы объяснил мне, что такое свобода, и какой она должна быть? Какой странно фальшивой и неубедительной казалась мне культура, которой я, как от меня ожидали, буду соответствовать, в которой я буду существовать! Неужели мне действительно предстояло быть артефактом, бессмысленной несчастной послушной марионеткой мрачного мира, которого я не просила и о котором не мечтала? Возможно, человечество, своим бегством от природы, своими тысячами идеологий, суеверий и отговорок, само того не сознавая, предало себя, вырастив вокруг себя, кирпичик за кирпичиком, слой за слоем, свою невидимую тюрьму, которой довольны могут быть лишь те, кто получает прибыль от её эксплуатации. Но, не исключено, что нет тюрем крепче чем, те которые мы сами себе создаём или принимаем. Но вот интересно, что если тех стен, которых мы больше всего боимся, внутри которых мы чувствуем себя не больше чем пленниками, внутри которых мы только и делаем, что жалуемся, на самом деле не существует. В любом случае, я знала, что несла в своём теле, как и все другие люди, историю и наследие, уходящие корнями к первым примитивным формам жизни, появившимся за эры до совокупности чудес одноклеточного организма. Могла ли быть биология не важной для такого организма? Конечно, и в человеческом организме, как и в любых других формах жизни, должны существовать шаблоны, возможно более тонкие, зато более подавляющие и такие же реальные. Могло ли моё поведение, мои побуждения, то, что могло бы удовлетворить меня, то, в чём я нуждалась, быть совершенно независимым от моей формы жизни, быть уникальным среди всех других форм жизни, просто случайностью, причудой, накладываемой на меня извне, начиная с первой вспышки света, первого вздоха, первого крика новорождённого маленького, окровавленного живого организма? Лично мне это казалось маловероятным. Культуры, отказывающие мужчинам и женщинам в самих себе, в их собственных целях, интересах, инертные бесконечные структуры, производящие только страдание и отчуждение, были изобретениями недавнего прошлого, дрожью секундной стрелки на часах, отмечающих тысячелетия. Могло ли быть так, что человеческая природа сформировалась настолько недавно? Возможно ли, что она не была создана в другие времена и в других местах, вследствие иных условий, как наследие альтернативных реальностей? Возможно ли, что мы сформировались в одном мире, но были вброшены в другой, совершенно отличающийся, чужой мир, тот, в котором наша форма жизни считает себя бездомной, оказывается в положении изгнанника?

Что до меня, то я не видела нужды в том, чтобы цивилизация и природа были бы несовместимыми, были бы врагами.

Разве не была невозможной цивилизация, в которой природа признавалась, усовершенствовалась, усиливалась и чествовалась? В такой цивилизации, конечно, было бы место не только для смены времён года, чередований приливов и отливов, для прибоя и ветра, но также и для мужчин и для женщин.

Я недолго пробыла на Горе, прежде чем меня, голую и с закованными в наручники за спиной руками привели в круглую камеру. Это была пустая комната диаметром что-то около десяти футов, с куполообразным потолком, смыкавшимся, возможно, футах в пятнадцати над моей головой. Голые стены, да плоские камни под ногами, вот и всё что можно сказать об обстановке в той комнате. Тусклый свет, едва рассеивавший мрак проникал внутрь через два маленьких зарешеченных окна, расположенных в нескольких футах над головой. Охранник повернулся и оставил меня в комнате одну. Дверь закрылась за его спиной, и я услышал скрежет засова, занявшего своё место.

Я никого не видела, но нисколько не сомневалась, что за мной наблюдали.

И тогда я подняла голову и заявила:

— Я — свободная женщина! Верните меня на Землю!

Но моя декларация осталась без ответа.

Не знаю, сколько времени я провела в той комнате. Охранник, в конце концов, вернулся и, взяв меня за левое плечо, увёл назад к моей камере, перед которой остановил и снял наручники.

— Вы говорите по-английски? — спросила я у него.

Вместо ответа он схватил меня за волосы, согнул в поясе и впихнул в клетку, закрыв и заперев дверь.