Заговорщики Гора

Я не была свободной женщиной, человеком, гражданином, обладателем Домашнего Камня. Я не была гордым существом с достоинством и статусом. Я не была видом женщины, к которой нужно было относиться с уважением, почтением и даже страхом, кому следовало оказывать множество почестей, приличествующих её положению. Я не могла носить вуаль, чтобы мужчины не могли рассмотреть мою красоту. Я не была завёрнута в длинные, декорированные складки одежд сокрытия, дабы линии моей фигуры не нарушили тонких канонов скромности, или даже больше того, не вызвали чьих-то неизбежных предположений. Я не была окружена договорами и формальностями. Я не была одной из тех, перед кем сильные мужчины должны были почтительно отступить в сторону, давая дорогу, той кого можно было бы носить в паланкине, для кого все пути были свободны, той, от кого ожидалось, по крайней мере, если она из высшей касты, что она будет говорить смело и даже резко, с надменным презрением и гордостью, той от кого ожидалось, что она будет держаться и двигаться с величественным презрением, подчёркивающим её могущество и власть. От своих наставниц я узнала, что такие женщины, разумеется, в основном представительницы высших каст, в своём высоком благородстве, в своём увлечении самими собой, обычно гордились своей сдержанностью, самообладанием и самоконтролем, своей свободой от многих человеческих слабостей, своим превосходством над многими из элементов, обычно свойственных женской природе. В частности многие полагали, что, будучи столь важными особами, они должны рассматривать себя выше множества предположительно низменных или базовых соображений. Соответственно, они зачастую соперничали между собой, пытаясь превзойти друг дружку в своей непроницаемости для наклонностей, обычно связываемых с более низкой, животной природой. Я пришла к выводу, что многие из них, особенно среди представительниц высших каст, считали себя выше секса, который, как они утверждали, был для них унизительным. Я предположила, что такой свободной женщине было бы довольно трудно, расценивать себя равной или даже превосходящей мужчин, когда она, будучи меньше, мягче и слабее, нашла бы себя, беспомощно стиснутой в объятиях такого монстра, став его, неспособной освободиться, пленницей. Когда бы её мягкость, беспощадно сжатая его твердостью, послужила бы радости от обладания и страсти для этого властолюбивого животного. Насколько несвободной она должна была бы почувствовать себя в этом случае, ощутив на своей шкуре, каково это могло бы быть, так удерживаться, так принадлежать и подчиняться? Как бы она смогла сопротивляться своему телу, своему характеру и склонностям, своим желаниям, эмоциям и чувствам, когда те предают её, когда они грозят разрушить её достоинство и личность. Так что, нет ничего удивительного в том, что, как говорят, среди свободных женщин принято сторониться порока похоти, и даже делать это яростно, как вещи возмутительной и позорной, недостойной свободной женщины. Рабыне, живущей в тебе, необходимо отказать, и если потребуется, со всей возможной истеричностью. Ведь признать её, это всё равно что признать свою пригодность для ошейника, что она уже в ошейнике, если можно так выразиться. Соответственно, когда приходит время соблюсти требования общества и исполнить наиболее смущающие, прискорбные аспекты товарищеских отношений, тех, которые имеют отношение к семье, родословной, союзу и так далее, уважающая себя свободная женщина должна будет вступить в плотский контакт, симулируя презрение, нежелание и покорность обстоятельствам, настаивая, по крайней мере, на том, чтобы столь печальное действо было как можно короче, имело место в полной темноте, предпочтительно одетыми и, конечно, под покрывалами. Безусловно, одно дело теория и заявления, совсем другое практика и реальность. Женщины из высших каст, несомненно, были подвержены тем же самым потребностям и побуждениям, что имели место у всех других женщин, и мне ещё предстояло узнать, что романы и свидания были среди них явлением нередким, и что многие свободные женщины, особенно самые чувствительные к требованиям своих кодексов, те, кто со всей щепетильностью относились к ожиданиям общества относительно их поведения, зачастую жили жизнью полной расстройств, одиночества и страданий, доверяя тайны своих потребностей только своим молчаливым, мокрым от слёз подушкам. С другой стороны, требования к женщинам низких каст куда менее строги, что вполне приличествует их более низкому статусу, так что такие женщины, имеют больше возможностей наслаждаться жизнью, открыто флиртовать и даже опускаться до сравнительной вульгарности и непристойности. В действительности, зачастую считается, что женщины низших каст, благодаря своей весёлости и слабостям, обычно склонны жить по-настоящему, и получать от жизни массу удовольствия, чего не скажешь об их сёстрах из более высоких, более благородных каст. Безусловно, многое зависит от каждой конкретной женщины, касты, города или иногда, насколько я понимаю, даже просто от района города или улицы, поскольку гореанский город, как множество других городов, часто представляет собой смесь субкультур. Я сталкивалась с чем-то подобным на Земле, и даже в нашем женском сообществе, в котором мы были склонны гордиться своим статусом, своим равнодушием и, в некотором смысле, своей холодностью. «Ни один мужчина никогда не сможет превратить меня во что-то подобное, — слышала я как-то от одной из своих сокурсниц, — в задыхающуюся, скулящую, извивающуюся, стонущую, просящую игрушку!». Я относилась к её словам серьёзно, пока по неосторожности не натолкнулась на неё в одной из спален общежития, поздно вечером во время какой-то вечеринки, голой, на коленях перед мужчиной, с его ремнём, обёрнутым вокруг её шеи и застёгнутым на пряжку, с руками, связанными за спиной её же чулками, склонившуюся, целующую его ноги, умоляющую ещё раз дотронуться до неё. Она обернулась, увидела меня, и слёзы брызнули из её глаз. Она была испугана. Она не ожидала, что её застанут в столь предосудительном положении. Я отвернулась. Странно, но я не чувствовала себя шокированной тем, что увидела. Скорее, спеша поскорее попасть на вечеринку, я обнаружила, что задаюсь вопросом, не лежит ли место женщины у ног мужчины, и что если и я, Аллисон, должна находиться у ног мужчины, у ног некого мужчины, или, возможно, любого из мужчин. На следующий день я заверила её, что я сохраню её секрет. Следующей весной она получила диплом о высшем образовании.