Я понятия не имела, был ли этот человек хозяином того маленького рынка, или владел нами, или же совмещал и то и другое одновременно. Сейчас-то я могу с определённой долей уверенности предполагать, что, скорее всего, я всё ещё принадлежала дому, который просто продавал меня посредством этого рынка, а невысокий мужчина мог быть просто профессиональным аукционистом, нанятым для данных конкретных торгов. Рискну предположить, что помимо своей платы, он мог бы получать своего рода комиссию с продажи, следовательно, был заинтересован в том, чтобы приложить все возможные усилия к тому, чтобы получить хорошую цену. По той же причине он не стал бы медлить со своим хлыстом, да и особо не медлил.
— Я не выйду на эту платформу, — решительно заявила Леди Персинна, размазывая слёзы по лицу.
— Выйдешь, — заверила её девушка с Табора, — никуда не денешься.
— Ни за что! — прошипела блондинка.
— Ты когда-нибудь испытывала удар рабской плети? — поинтересовалась девушка с Табора.
Бывшая Леди Персинна побледнела.
— Как только тебя позовут, Ты поспешишь на платформу, — продолжила брюнетка. — И Ты будешь улыбаться, позировать и выступать.
— Как рабыня? — со стоном спросила её оппонентка.
— Как любая другая рабыня, — подтвердила брюнетка.
— Нет, нет, — прошептала бывшая Леди Персинна.
Мне стало интересно, сколько за неё, стоящую на том алом ковре, постеленном на платформе, и правильно продемонстрированную, могли выручить. Я вспомнила, что на Земле было высказано предложение, что меня можно продать за что-то между сорока и шестьюдесятью. Разумеется, в тот момент я предположила, что речь шла о сорока — шестидесяти тысячах долларов. Теперь я предполагала, что подразумевалась сумма между сорока и шестьюдесятью золотыми монетами, или, учитывая этот рынок и тот факт, что я практически не обучена и стала рабыней совсем недавно, возможно, только между сорока и шестьюдесятью серебряными тарсками.
Звон гонга прилетел снова, и я про себя отметила, что это был девятый удар.
Дали бы за неё больше чем за меня? Я так не думала. Она была простой варваркой, отпрыском примитивной культуры, а я была цивилизованной женщиной Земли, из самых высших слоёв общества, молодой, красивой, образованной, умной, чувствительной, воспитанной, рафинированной, тем или иным необъяснимым образом оказавшейся на этой варварской планете, на которой мне было отказано в защите закона, и на которой мои права, столь привычные для меня на Земле, не только игнорировались, но их просто не существовало. В этом мире я была имуществом. Так что, закон здесь, во всей его власти и суровости, во всём его весе и величии, использовался бы не для меня, но против меня, например, чтобы выследить меня и возвратить хозяину.
— Я едва могу стоять, — простонала я. — Я едва в состоянии двигаться. Я вряд ли смогу показать себя, даже если очень захочу.
— Это низкий рынок, — сказала девушка с Табора. — Сомневаюсь, что от нас ожидают многого. Нам, скорее всего, придется только стоять и поворачиваться.
— По крайней мере, — вздохнула я, — у нас есть туники и простыни.
— Это только сейчас, — усмехнулась она.
— Только сейчас? — переспросила я.
— Да, — подтвердила рабыня.
— Гонг звонил, — вспомнила я, — это ведь был девятый удар, не так ли?
— Думаю, да, — кивнула брюнетка.
— А что если нас не купят? — полюбопытствовала я.
— Наших владельцев это не обрадует, — ответила она. — Девушку, которую не смогли продать, обычно ждёт плеть.
— Я поняла, — вздрогнула я, напуганная подобной перспективой.
— После такого, когда она в следующий раз окажется на рынке, она будет отчаянно стараться, чтобы её купили.
Меня внезапно буквально захлестнула волна понимания моей беспомощности. Я была полностью во власти других. Со мной могло быть сделано всё что угодно! Как могло случиться, что я, женщина Земли, оказалась здесь, на другой планете, с клеймом, выжженном на бедре, в клетке вместе с рабынями? И как могло случиться, что я, землянка, здесь, в этом чужом и чуждом мире, тоже оказалась рабыней, ровно настолько же, насколько и они?
— Я не хочу, чтобы меня продавали! — простонала я.
— Может, Ты хочешь освежить знакомство с плетью? — осведомилась брюнетка.
— Нет, нет! — покачала я головой.
— Тогда Ты должна хотеть быть проданной, — заключила она.
— Я боюсь, — призналась я.
— В этом нет ничего необычного, — пожала плечами девушка. — Ведь никто не может знать, кто тебя купит, перед кем тебе придётся стоять на коленях.
Ещё один гулкий металлический звон прилетел издалека.
Мне показалось, что каждая клеточка моего тела завибрировала в ответ на этот звон.
Я бросила испуганный взгляд сквозь прутья решётки.
«А ну успокойся, рабыня, — сказала я самой себе. — Ты же прекрасно знаешь, что именно здесь твоё место, здесь, в клетке, с отмеченным раскалённым железом бедром. Здесь тебе надлежит ожидать своей собственной продажи. Это правильно для тебя».
— Нет, нет, — прошептала я.
«Да, да, — подумала я. — Ведь Ты рабыня».
— Да, Госпожа, — шёпотом ответила я самой себе, — я — рабыня.