Заговорщики Гора

— Ну, зачем же так, — делано удивился аукционист. — Представьте, как это покрывало удовольствия раскинется по вашему телу, или обдумайте его ценность как уз, которыми можно закрепить её запястья за ее шеей.

— Срезать их, — потребовал другой голос, — и использовать для тросов катапульты, чтобы она принесла хоть какую-то пользу.

— Бросить её в кусты-пиявки! — предложил третий мужчина.

— Скормить её слинам! — выкрикнул четвёртый.

В то время я ещё ничего не знала о кустах-пиявках и ни разу не видела ни одного слина.

— Ну что вы, благородные Господа, — сказал аукционист, — оцените её лодыжки, её икры, изящность её маленьких рук, так крепко вцепившихся в простыню, изысканную деликатность черт её лица.

Голоса мужчин смолкли.

— Итак, что нам предложат за эту изменницу? — поинтересовался работорговец.

— Ты нам сначала покажи её! — выкрикнул какой-то мужчина.

Простыня была сорвана с рабыни. Рывок получился настолько резким, что девушку наполовину повернуло на месте, но помощник работорговца тут же поставил её в прежнее положение, лицом к толпе.

Её оценивали, как можно было бы оценивать животное! Но уже в следующее мгновение я осознала, что как рабыня, она и была животным. Поняла я и то, что, точно так же как и она, я сама теперь была животным.

Признаться, этот факт, что теперь я была не больше чем животным, необыкновенно взволновал меня.

Крик удовольствия пронёсся по толпе, когда туника полетела вслед за простынёй. Похоже, теперь никому из собравшихся больше не пришло бы в голову говорить о кустах-пиявках, слинах или чём-то подобном. То, что они видели перед собой теперь, было рабыней. Прежняя Леди Персинна была поставлена в четвереньки, и со всех сторон посыпались предложения цены за неё.

Вдруг, спустя некоторое время, она вскрикнула, и её крик был наполнен страданием и ужасом.

— Нет, Нет! Не ему! — кричала девушка, стоя на четвереньках, так и не получив разрешения подняться. — Только не ему! Не продавайте меня ему! Пожалуйста! Пожалуйста! Продайте меня любому, кому угодно, но только не ему!

Однако продана она была именно тому мужчине, который, подойдя к краю платформы, сказал, обращаясь к ней:

— Похоже, Ты меня не забыла.

Бывшая Леди Персинна шарахнулась от него назад, но было уже слишком поздно. Поводок был защёлкнут на её шее.

Я проводила рабыню взглядом, когда её уводили с платформы.

Теперь я подозревала, что мужчина, купивший бывшую Леди Персинну, несмотря на убогость его, не поддающихся описанию одежд, пришёл именно на этот рынок, именно в этот район, подготовленным превзойти цену всех своих вероятных соперников. Очевидно, он выяснил, что её будут продавать здесь и в этот день. Я рискнула предположить, что это не было общедоступной информацией, и не исключала, что это дело было улажено заранее, возможно, даже при участии претора, если не самого Убара. Вполне вероятно, что этот товарищ попросил, или же ему была предоставлена эта милость, возможность купить бывшую Леди Персинну на низком рынке за горстку монет, дабы оскорбить её ещё больше. Признаться, у меня даже возник вопрос, были ли уплаченные им монеты его. Возможно, кого-то, возможно, важную персону, позабавил тот факт, что бывшая Леди Персинна окажется в ошейнике этого человека, или кого-то ему подробного.

В общем, я решила, что нашла наиболее вероятное объяснение очевидной аномальности того, что такая особа, как прежняя Леди Персинна из касты Торговцев, проживавшая в Четырёх Башнях, которые, насколько я поняла, были неким привилегированным местом или особо престижным районом, была выставлена на продажу на таком рынке. Наверное, это должно было стать дополнительным унижением и оскорблением для неё. Пусть-ка она получше и побыстрее привыкает к тому, что теперь она рабыня и ничего больше.

Во время продажи рабынь, даже бывшей Леди Персинны, улица продолжила жить своей жизнью, словно и не было тех ударов гонга, возвещавших о наступлении десятого ана. Множество мужчин и женщин, приходили и уходили, торговались и делали покупки, не обращая особого внимания, а то и попросту не замечая того, что происходило на нашей стороне улицы. Это недвусмысленно указывало на то, что торговля рабынями, особенно на низких рынках, была делом привычным, если не сказать банальным, не достойным особого внимания. Разве что какой-то парень, тащивший тележку, остановился и некоторое время, понаблюдал за процессом, но потом продолжил свой путь.

Внезапно я осознала, что в камере нас осталось только двое, я и другая брюнетка, девушка повыше и потемнее меня. Ещё сильнее вжавшись спиной в дальнюю стену камеры, я повернула голову влево и в страхе посмотрела на открытую дверь.