Заговорщики Гора

От мужчин, естественно, не стали скрывать факт того, что я ещё плохо знакома с неволей и только частично обучена, но эти недостатки были тут же объявлены как достоинства. Аукционист повернул дело так, что будущий владелец имеет шанс получить изысканное удовольствие от дрессировки новой девушки, чего ему не перепало бы, пробудь она в ошейнике более долгое время, а так можно будет обучать меня под его собственный вкус и всё такое.

— Представьте себе, — продолжил работорговец, — разве она не выглядела бы замечательно в камиске или в чём-то меньшем?

Мне вспоминалось, как я ходила в камиске на Земле по требованию Миссис Роулинсон, на организованной ею вечеринке. Это было частью моего наказания за то, что я осмелилась читать книги о вашем мире. Тогда я обслуживала гостей полуголой, как если бы я была рабыней.

— Лучше в меньшем! — рассмеялся кто-то из мужчин. — Давай, покажи нам её!

— Распахни тунику, моя дорогая, — бросил мне аукционист.

— Пожалуйста, нет, Господин, — простонала я.

Реакцией на мою мольбу был смех, прокатившийся по толпе.

— Изящно, — добавил аукционист.

Я уставилась поверх голов мужчин на магазины по ту сторону улицы. У меня не было смелости встречаться взглядом с кем бы то ни было из собравшихся. Мои глаза наполнились слезами.

— Позиция, — скомандовал аукционист, и моё тело выправилось.

Я почувствовала влагу на своих щеках. Слезы катились из моих глаз.

— Вероятно, вы догадались, — развёл руками аукционист, — что это её первая продажа.

Очередная волна смеха прокатилась по немногочисленным рядам собравшихся мужчин. Я предположила, что это было очевидно.

— Повернись, — велел мне работорговец. — Теперь встань лицом к покупателям.

— Возможно, немного тоща, — заметил аукционист, — но я не думаю, что чересчур.

Разумеется, ведь у меня была одна из лучших фигур в женском сообществе!

— Дай нам увидеть её полностью, — потребовал один из собравшихся.

В его голосе я не услышала ни капли волнения. Запрос казался сухим и деловитым. Неужели они не понимали тех чувств, которые меня переполняли? Неужели они не сознавали того, что происходило? Я была женщиной! Я была рабыней! Мена продавали!

— Тунику, моя дорогая, — сказал аукционист.

— Господин! — взмолилась я.

— Изящно, — добавил он.

Туника перешла в руки помощника работорговца, стоявшего позади на платформе, по левую руку от меня.

— Присмотритесь к ней, — сказал аукционист. — Варварка. Стройная, красивая, темноволосая. Слегка обученная, совсем недавно открасношелкованная.

Я не смела встретиться взглядом с кем-либо из мужчин.

— Повернись, — приказал аукционист. — Медленнее. Уверен, она чего-то да стоит. Она — варварка, простая варварка. Её отобрали и доставили сюда из мира рабынь для одной лишь цели, служить для вашего удовольствия, полностью, всеми способами. Это — все, для чего она нужна. У неё нет Домашнего Камня. Более того, у неё никогда его и не было. Делайте с ней всё, что вам будет угодно, без долгих размышлений, используйте её любым способом, каким вам вздумается. Держите её раздетой хоть круглый год, если пожелаете. Держите её прикованной цепью к вашему рабскому кольцу за шею или за ногу. Представьте себе её мягкие губы и язык, покорный и влажный, на ваших ногах, на вашем теле. Разве она не представляет некоторого интереса? Представьте, как она ползёт к вам на животе, умоляя не наказывать её.

Я невольно вскрикнула в страдании, и тут же простонала:

— Простите меня, Господин.

— Теперь я готов выслушать ваши предложения, — объявил аукционист.

Ответом ему, однако, было молчание. Похоже, ни у кого я пока особого энтузиазма не вызвала. Более кого, я увидела, что двое мужчин повернулись и, болтая, пошли прочь.

— Начинайте, начинайте, начинайте, — призывал аукционист. — Двадцать, двадцать, двадцать.

Я стояла на подкашивающихся ногах, покачиваясь от слабости, боясь, что ещё немного и рухну на платформу.

Аукционист, возможно, заметив моё состояние, подхватил меня под левую руку. Думаю, не сделай он этого, я бы точно упала.

Я сознавала себя рабыней, но, тем не менее, чудовищность того, что происходило со мной, казалась почти непостижимой. Где теперь была Земля, привычная мне среда, колледж, классы, мои сокурсники, женское сообщество?

Я стояла перед глазевшими на меня покупателями.

Мне вдруг пришло в голову, что если бы некоторые из тех молодых людей, с которыми я была знакома, увидели бы меня здесь, не задались ли они вопросом, как вышло, что я, столь холодная, столь высокомерная и неприступная, могла оказаться на аукционной площадке, униженная, бесправная, раздетая рабыня, выставленная на показ для внимания покупателей. Я больше не была ни высокомерной, ни гордой, только не теперь. Возможно, их бы позабавило, видеть меня такой, испуганной и продаваемой. Интересно, не предложили ли некоторые из них за меня свою цену. Что если кто-то из них купил бы меня? В этом случае я была бы его, полностью и безоговорочно.

— Двадцать, двадцать пять, тридцать, — повторял предложения аукционист.

Я боялась, что упаду, если он перестанет поддерживать меня.