Заговоры и покушения

Буквально через день в Москву поступила еще одна телеграмма: «Общее состояние хорошее, диагноз подтвердился… Больной оставлен Кисловодске до начала августа целью общего укрепления здоровья. Федоров, Фронштейн, Бурмин, Болотнер».

В Москве не поняли, о каком диагнозе идет речь.

Кисловодск уточнил: «Туберкулез правого семенного пузырька и почечная пиурия. Окончательное решение требует повторного исследования на туберкулез путем посева и прививки — это будет проведено здесь».

Уточняющая телеграмма способна была вызвать только недоумение. Если окончательное решение требовало повторного исследования, то как удалось сразу установить, что один из семенных пузырьков (их несколько) уже поражен туберкулезом? Любопытно, что в последующих телеграммах пузырек больше ни разу не упоминался…

А пиурия — это был не диагноз, не название болезни, а только симптом. Пиурия — гной в моче — возникает при различных заболеваниях: при камнях в почках, воспалениях, а также и при туберкулезе. Предположить, что четыре медика этого не знали, довольно трудно…

«Строго секретно. Тов. Ярославскому

Препровождаю копию телеграммы о состоянии здоровья тов. Серго.

Металликов 19.7.28

…Три недели острых припадков нет. Тупые небольшие боли продолжаются. Температура нормальная. Моча без перемен…

Бурмин».

И эта телеграмма была похожа на кроссворд. Какие острые припадки имел в виду доктор Бурмин? Неясной была и фраза, что «моча без перемен».

Прошел август. Начался третий месяц пребывания Орджоникидзе на курорте. Никакого лечения он не получал. При этом о переезде в Москву не было и речи. Складывалось впечатление, что врачи умышленно задерживали Серго в Кисловодске. Для чего?.. По чьему распоряжению?.. Вероятно, Орджоникидзе еще и потерпел бы эту странную ссылку, но случилось одно тревожное событие, о чем он тут же сообщил Ярославскому.

«Строго секретно. 8 сентября 1928

Дорогой товарищ Емельян!

Пока что я тут торчу без толку. Разов пять лазали мне в почки и как будто выяснили, что больна левая почка, но чем она больна, туберкулезом или простым пиелитом, пока это с достоверностью неизвестно, по крайней мере, мне не говорят. Исследование мочи, взятой отдельно из каждой почки, пока коховской палочки не дало, а прививка свинке дает результаты через две недели…»

Орджоникидзе не успел закончить письмо — его пригласили к себе врачи. Возвратясь от них, он сделал взволнованную приписку:

«…Тебе, наверное, уже известно, что здесь все перепуталось: у меня все время болела правая почка, а они утверждают, что правая здоровая, а левая больная. Вот дай им вырезать левую, а правая будет продолжать болеть… Твой Серго».

Ситуация становилась угрожающей и загадочной. Ведь если бы Орджоникидзе по ошибке лишился здоровой почки, он был бы обречен. А врачи не только не проявляли необходимой осторожности, а требовали от больного немедленного согласия на операцию, которую собирались произвести в Кисловодске.

Как должен был поступить Ярославский, получив такой сигнал!? Прежде всего ему надлежало вызвать к себе Металликова, потребовать от него объяснений. Если бы Металликов не сообщил ничего вразумительного, Ярославский был обязан соединиться с председателем ОГПУ Менжинским и потребовать: 1. Арестовать Металликова и кисловодских врачей. 2. Немедленно доставить Орджоникидзе в Москву под усиленной охраной (пока не поздно!). Ведь действия медиков были похожи на то самое вредительство, о котором столько раз предупреждал товарищ Сталин.

Что же предпринял Ярославский? Он не стал вызывать Металликова, не позвонил Менжинскому и даже не дал телеграмму Орджоникидзе. Ярославский просто переслал письмо своему столоначальнику.

«11 сентября 1928 года. Секретно

ЦК ВКП(б) — т. Молотову

По распоряжению т. Ярославского направляется для Вашего сведения письмо тов. Орджоникидзе, присланное тов. Ярославскому.

Приложение — на 1 листе.

Зав. секретным отделом ЦКК — НКРИ Зорин».

Ярославский, действительно, был в курсе начавшейся диагностической игры, призванной сбить Орджоникидзе с толку и заставить его дать согласие на операцию. Он был огорчен, что Орджоникидзе обо всем догадался, и хотел, чтобы Сталину о случившемся доложил Молотов.

Вероятней всего, после «шахтинского дела» Сталин не желал видеть Орджоникидзе, держал его с помощью врачей на Кавказе и хотел, чтобы Серго остался там навсегда, но без скандала. Кто-то из врачей-подручных предложил удалить Орджоникидзе здоровую почку. Тогда пациент умрет как бы сам, потому что больная почка не выдержит нагрузки. Сталину план понравился. Он обещал бесшумное убийство. Тем более что операцию предполагалось делать на Кавказе. В случае неудачи и ненужной огласки можно было бы свалить вину на провинциальных хирургов.

Орджоникидзе оказался в полном одиночестве. Из старых друзей он теперь доверял только Кирову, но тот находился в Ленинграде. Пользуясь оказией, Серго послал с женой Кирова письмо, но и оно напоминало крик немого: Орджоникидзе не рискнул сообщить, кто его собираются убить, что врачи уже точат скальпель.