Первый консул был вне себя от гнева. Как! Бурбоны устраивают заговоры против негр вместе с изменником Дюмурье. Бывший министр иностранных дел республики, победитель при Вальми, перешедший теперь на сторону врагов Франции, не гнушался ролью наемного убийцы!
Твердая и даже беспощадная линия в отношении Бурбонов сочетала противоречия, но взаимосвязанные для первого консула аспекты: во-первых, она как бы продолжала революционную традицию и, во-вторых, прокладывала дорогу к империи. Но и трудности были значительными. Нельзя было не предвидеть жесткую реакцию европейских монархов, а во Франции не следовало недооценивать вынужденное молчание оппозиционных элементов. Нужно ли прибегать к самым крутым мерам? На этот вопрос Бонапарт пока еще не дал ответа.
Зато позиция Талейрана была совершенно определенной и глубоко враждебной герцогу Энгиенско-му. Казалось, именно ему по долгу службы следовало проявлять особую осторожность в вопросе, непосредственно затрагивавшем внешнеполитические интересы Франции. И его позиция в отношении Бурбонов никогда не была однозначной. Бывший епископ не забывал о своем происхождении, о своих аристократических связях. Он старался не сжигать полностью мосты, ведущие в лагерь свергнутой монархии, если только в пожаре событий они не сгорят сами. В то же время письма Талейрана к будущему Людовику XVIII отнюдь не казались их автору такими произведениями эпистолярного жанра, интерес к которому широкой публики следовало бы поощрять.
Бонапарт нередко упрекал своего министра за терпимость к монархистам, за призывы к сдержанности, за просьбы о помиловании. Но в отношении герцога Энгиенского милосердия у Талейрана не было. Он жаждал крови молодого Конде. Почему?
Если для себя Талейран никогда не исключал возможности примирения с Бурбонами, то первого консула он неизменно и неутомимо толкал на путь беспощадной конфронтации с королевской семьей. Но вот соглашение Бонапарта с Бурбонами неизбежно означало бы не только полное отстранение Талейрана от власти, но, возможно, и гибель. Что угодно, но только не мир между прошлым и будущим французскими режимами! Вот почему он, говоря словами Барраса, хотел создать между Бурбонами и Наполеоном «кровавую реку».
Стендаль писал: «Талейран без устали твердил Наполеону, что спокойным за свою династию он сможет быть только тогда, когда уничтожит Бурбонов». Играя в деле герцога Энгиенского самую активную роль, министр внешних связей старался, как и всегда в подобного рода случаях, оставаться в тени.
Бонапарт называл Талейрана в истории с юным Конде своим «злым гением». «Кто меня побуждал к наказанию этого человека, этого несчастного герцога Энгиенского? Кто мне раскрыл тайну его местонахождения?», — в гневе восклицал император, обращаясь к своему министру в январе 1809 года. Разумеется, нельзя возлагать всю ответственность за кровавую драму на одного Талейрана. Решения в конечном счете принимал Наполеон. Однако именно Талейран сообщил Бонапарту первые сведения о герцоге Энгиенском. 8 марта 1804 года он писал своему шефу: должны предстать перед судом «авторы, актеры и соучастники недавнего открытого заговора. Его участники — люди фрюктидора и ванндейцы, которые им помогают. Ими руководит принц из дома Бурбонов. Цель состоит, несомненно, в том, чтобы убить вас. Вы имеете право на личную оборону».
Документ не дает оснований для нескольких толкований. Тем не менее делались попытки доказать, что это письмо было написано секретарем Талейрана — Перре, искусно подделывавшим почерк и подпись своего начальника. Но такая версия не выдерживает критики. Перре пришел на работу в министерство только в 1806 году.
Талейран никогда не забывал об этом письме. Он даже попытался сжечь написанные его рукой беспощадные строки. Но документ уже видели два свидетеля. «Я держал письмо в своих руках», — вспоминал Шатобриан. «Это письмо было полностью написано рукой Талейрана и подписано им», — признавал секретарь Наполеона Меневаль.
10 марта состоялось чрезвычайное заседание Государственного совета, на котором присутствовали Наполеон, второй и третий консулы — Камбасарес и Лебрен, министр юстиции Ренье, Талейран и бывший министр полиции Фуше. Талейран изложил суть дела и настаивал на похищении герцога Энгиенского. Его поддерживал Фуше, опасавшийся мести Бурбонов. Только Камбасарес призывал к осторожности и умеренности.
По одной версии, на этом заседании Бонапарт заявил: «Я сумею покарать заговорщиков, и голова виновного послужит мне оправданием». Тут же последовала взволнованная реплика Камбасареса: «Я осмелюсь думать, что, если бы такой персонаж оказался в вашей власти, суровость не дошла бы до такой степени». Бонапарт смерил взглядом второго консула с ног до головы и твердо заявил: «Знайте, что я не хочу щадить тех, кто подсылает ко мне убийц».