Самым крупным из русских исследований заговоров является труд Ветухова *121. Но он не вносит ничего нового в освещение и разъяснение интересующего нас вопроса и в значительной степени представляет компиляцию. Автор сам заявляет, что цель его работы - "лишь попытка добытые... предшественниками результаты исследований перевести на язык современной научной мысли" *122, и обещает при этом держаться главным образом направления, представленного Потебней *123. По его мнению, при исследовании заговоров, надо искать не эпоху, когда они народились, а определить те условия, при которых они вообще легко создаются и живут привольно" *124. Корень происхождения заговора исследователь видит в анимизме *125. Все одушевлено. Каждая вещь и даже отдельная часть человека ведут свою особую жизнь *126. Отсюда - вера в двойников и такие сопоставления: я и моя голова; я и моя слюна; я и моя доля; и позднее, я и мое слово *127. Болезнь понимается, как вселившийся злой дух *128. Вот почва для пользования заговором *129. "Стоя твердо на изложенной выше теории, по которой весь мир имеет своего духа, своего двойника, что болезнь есть следствие воздействий злого духа, - естественнее всего было решить, что голос, речь, эхо - это все проявления того же духа... Отсюд становится понятным, в какую могучую силу должно было разрастись слово, как орудие влияния злых духов на людей: если уже слово человека оказывало удивительное влияние на окружающих, какая же мощь предполагалась в звуках, в голосе духа!" *130. Слово атериально. "Этот предмет, эта вещь - слово - получило в ряду... наблюдений, рассказов и преданий значение чего-то отдельно существующего" *131. Далее Ветухов обращает внимание на значение гипнотизма, внушения, при заговорах. Мысль, также высказанная за несколько десятилетий до него. "Самые приемы для достижения гипноза", говорит он, "очень близки, в основе почти тождественны с теми, что употребляются при заговорах" *132. Таковы "те благоприятные условия, та почва уготованная, на которой ему (заг вору) расти привольно" *133. Переходя к формальной стороне заговора, автор признает установившееся мнение о том, что главная и первоначальная формула - двучленное сравнение. Эта часть труда уже сплошная компиляция и состоит из длинного ряда выписок и статьи Веселовского "Психологический параллелизм", которые он заканчивает следующими словами: "Этой стороной жизни параллелизма в значительной мере раскрывается и жизнь, хронологический, последовательный рост заговора, во многих случаях - разновидно ти параллелизма" *134. Главную заслугу исследователя приходится видеть в объединении в одном сборнике громадного материала текстов, рассеянных в русской литературе. Но и здесь возникает вопрос: зачем перепечатывались заговоры из таких крупных и общеи вестных сборников, как, напр. - Майкова, Романова и Ефименко? Если автор хотел создать что-то вроде всеобъемлющей энциклопедии заговоров, то он этого не достиг. Если же у него не было этой цели, то не было и надобности делать бесконечные перепечатки з сборников, по богатству и расположению материала стоящих вовсе не ниже нового сборника. Такой прием только замедляет работу исследователя, которому приходится просматривать по нескольку раз одно и то же. Кроме того, такое ограничение материала сбор ика, на которое указывает самое его название "Заговоры... основанные на вере в силу слова", делает пользование им до некоторой степени неудобным. При заговорах должны приводиться и сопровождающие их обряды. Еще Крушевский отметил, что "в большей част случаев действия вместе с некоторыми словами заговора составляют сущность последнего и потому не могут быть рассматриваемы отдельно от заговора" *135. А, следовательно, и обратно. Как важно знание этих приемов для правильного понимания заговоров, мы еще увидим. Рассеянные тут и там по сборнику замечания автора показывают, что он искал в современных заговорах более древней, дохристианской основы. По его мнению, ранее должна была существовать форма, которая потом восприняла христианское содержание так, напр., он смотрит на заговоры от лихорадки, от шалу.