Читаем Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул полностью

крестъ большимъ пальцемъ ноги{770}). Бессмысленная фраза абракадабра — примѣняется въ самыхъ разнообразныхъ случаяхъ и спеціальнаго отношенія къ свиху не имѣетъ. Но прикосновеніе здоровой ноги знахаря къ больной имѣетъ важное значеніе. Въ этомъ именно дѣйствіи и заключается лѣченіе. Мы пришли къ хорошо извѣстному симпатическому пріему лѣченія. Передъ нами обрядъ, передающій желательное свойство отъ предмета, обладающаго имъ, предмету нуждающемуся. Желательно, чтобы въ свихнутой ногѣ кость и жилы стали на свое мѣсто, и вотъ знахарь прикладываетъ къ ней свою здоровую ногу, въ какой всѣ члены на мѣстѣ. Точно такъ же, мы видѣли, холодную мертвую руку прикладываютъ къ воспаленной. Когда корова лишится молока, то, чтобы вернуть его, даютъ кусокъ хлѣба молочной коровѣ, а когда она начнетъ его жевать, отнимаютъ у ней и отдаютъ больной. И больная корова будетъ такъ же хорошо доиться{771}). Отъ неплодія пьютъ молоко женщины, родившей перваго ребенка{772}). Медвѣдь прикосновеніемъ лапы передаетъ свою силу больному. Если подобная передача возможна, то тѣмъ болѣе возможно исцѣленіе свихнутой ноги прикосновеніемъ ноги знахаря. Цѣлебная сила приписывается не только знахарю, но и всему, что такъ или иначе съ нимъ связано, исходитъ отъ него{773}). Поэтому и прикосновеніе здоровой его ноги къ больной исцѣлитъ больную. Выше былъ приведенъ заочный способъ лѣченія свиха. Теперь и онъ понятенъ. Связывая двѣ ножки скамьи, знахарка изображаетъ соединеніе двухъ ногъ, котораго нельзя произвести за отсутствіемъ паціента. Не указываетъ ли на предполагаемый пріемъ лѣченія слѣдующій, очень странный и, вѣроятно, сильно искаженный заговоръ: "Переломъ къ перелому, глазъ къ глазу, зубъ къ зубу, рука къ рукѣ, нога къ ногѣ, жизнь къ жизни"{774})!

217

Можно теперь отвѣтить и на вопросъ, про какія жилы и кости говоритъ нѣмецкое четверостишіе. Трется здоровый суставъ о поврежденный. Примѣненіе формулы къ лѣченію ранъ заставило упоминать еще и кровь. Теперь будто бы изуродованный заговоръ вполнѣ понятенъ. Когда дѣйствіе, треніе здороваго члена о поврежденный, забылось, то подъ костями и жилами стали подразумѣвать не члены разныхъ лицъ, а кости и жилы свихнутаго члена. Эпическая часть — наростъ позднѣйшій. Прослѣдить, какъ она развивалась изъ первоначальной формулы, нѣтъ никакой возможности. Очевидно, уже много болѣe тысячелѣтія прошло съ тѣхъ поръ, какъ совершился этотъ процессъ. Дошедшіе до насъ заговоры почти всѣ эпическіе, но часто переродились уже до полной неузнаваемости. Только послѣ сличенія цѣлаго ряда заговоровъ иногда можно открыть, что такой-то заговоръ принадлежитъ къ мерзебургскому мотиву. Особенно много такихъ редакцій въ сборникѣ Романова. Надъ русскими редакціями этого мотива можно произвести работу не менѣе интересную, чѣмъ сдѣлалъ Эберманъ надъ западно-европейскими. Но это не входитъ въ мою задачу. Моя цѣль только указать возможный источникъ мотива.

Мерзебургскій мотивъ интересовалъ кромѣ Буслаева и другихъ русскихъ изслѣдователей. Приведу мнѣніе Зелинскаго. Онъ, не соглашаясь съ Веселовскимъ, высказавшимъ мысль, что разсказъ о поѣздкѣ боговъ, содержащійся въ мерзебургскомъ заговорѣ, воспроизводитъ какую-нибудь подробность изъ нѣмецкой миѳологіи, говоритъ: "Предположимъ для простоты, что существовалъ разсказъ о поѣздкѣ боговъ въ лѣсъ, но безъ дальнѣйшихъ подробностей. Случилось человѣку, знавшему этотъ разсказъ, поѣхать самому, и конь его вывихнулъ ногу. Размышляя о томъ, какъ бы пособить горю, человѣку вспомнилась поѣздка въ лѣсъ боговъ, и пришло въ мысль: "Что, если бы и у бога захромалъ конь? Конечно боги заговорили бы вывихъ. Бальдеръ и другіе боги, пожалуй, не заговорили бы, а Воданъ заговорилъ бы: и пришлась бы кость къ кости, кровь къ крови, суставъ къ суставу". Вотъ и готово явленіе для сравненія въ заговорѣ, и могъ бы получиться заговоръ: "Какъ Воданъ заговорилъ бы вывихъ

218

Перейти на страницу:

Похожие книги

Религии мира: опыт запредельного
Религии мира: опыт запредельного

Настоящая книга впервые была опубликована в 1997 году и сразу стала научным бестселлером: это была первая в отечественной, а в значительной степени и в мировой науке попытка представить религию в качестве целостного психологического феномена.Выдающийся ученый-религиовед Е. А. Торчинов (1956–2003) обосновал и развил принципиально новый психологический подход к истолкованию феномена религии, исходя из понятия глубинного религиозного опыта как особой психологической реальности и активно используя при этом разработки представителей трансперсональной психологии (С. Гроф и его школа).В книге исследуются тексты, фиксирующие или описывающие так называемые мистические практики и измененные состояния сознания. Во введении рассматривается структура религиозного опыта и его типы, вопрос о взаимодействии религии с другими формами духовной культуры (мифология, философия, наука). Первые три части посвящены рассмотрению конкретно-исторических форм религиозной практики изменения сознания (психотехники) с целью приобретения глубинного (трансперсонального) опыта. Рассматриваются формы шаманской психотехники, мистериальные культуры древнего Средиземноморья, сложнейшие формы психотехники, разработанные в религиях Востока: даосизме, индуизме, буддизме. Особая глава посвящена «библейским религиям откровений»: иудаизму, христианству и исламу. Особый интерес представляет собой глава «Каббала и Восток», в которой проводятся параллели между иудейским мистицизмом (каббала) и религиозно-философскими учениями индо-буддийской и дальневосточной традиций.

Евгений Алексеевич Торчинов

Религиоведение / Образование и наука