Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 14

– А вот спасибо за нашу науку не говорят.

Потом она зазвала меня отведать своего варенья. Не хотела идти, а ноги сами понесли. Налила она мне чаю, а он какой-то травой отдает, аромат прямо райский. Пью, а она напротив сидит и на меня смотрит. И вот тут началось то странное, что меня пугало, удивляло, но и уйти не давало.

Вижу я: из-под стола вышел огромный черный кот, прыгнул на стул, сел и сидит. Морда у него кошачья, а облик вроде как человечий.

Я понимаю, что вам трудно меня понимать, но и мне тоже нелегко это объяснить. Следом за этим котом еще три кота попрыгали на стулья и сидят вокруг стола. Сели все четверо и уставились на меня. Голова у меня закружилась, и стены как живые заколыхались. Но я старалась вида не подавать, приличия соблюдаю, хозяйку спрашиваю:

– А что это за коты, какие-то они странные, как их звать?

Александра Филипповна, улыбаясь, ответила:

– Это мои помощники, бесы.

Я глянула, а котов-то и нет. Тут мне сделалось так жутко, что я готова была встать и бежать без оглядки. Но двинуться не могла, так вот и сидела, будто во сне. Потом она меня по голове гладила и говорила:

– Нынче председатель умрет. Жалко, молодой еще мужик.

Она еще что-то говорила и все так, как бы между прочим, ни к кому не обращаясь, потом почему-то упомянула про пропащую корову инвалида с нашей улицы. Мол, возле болота она ходит.

Чтобы поточнее описать свое состояние в тот момент, могу сказать только, что я была как будто сильно пьяная и сквозь оглушенное вином сознание слышала, как кто-то разговаривает.

Потом она меня вывела за калитку. Дома я легла и сразу уснула. Пришла мама с дойки и стала рассказывать новости: будто в четыре часа (я в это время пила чай у соседки) умер наш председатель Егор Кузьмич, сердце у него прихватило. Даже фельдшерица не успела прибежать и сделать укол.

Мама охала и жалела Кузьмича, а я соображала: как это Александра могла знать, что председатель умрет. Ведь получается, что, когда я к ним пришла на чай, он еще жив был. Следующей новостью была пропажа телки у инвалида войны Лопатина. Мама сочувствовала ему. “Она у болота”, – промелькнула у меня в голове фраза Александры. Но самое, пожалуй, странное то, что я ничего не рассказала своей маме: ни о том, что была в гостях у соседей, ни о моркови, ни о корове и ни о председателе. Словно кто-то повесил мне на рот невидимый замок.

Потом я стала замечать, что Михаил (сын новых соседей) старается за мной ухаживать. В клубе на танцах он всегда стоит там, где я, смотрит и улыбается. Много он со мной не говорил, только однажды сказал: “У тебя очень длинные косы. Девушки теперь редко такие носят”. И добавил: “Ты в этом селе самая красивая”.

Под Покров пришла к нам Александра Филипповна спросить, есть ли у нас красные нитки. Пока я их искала в коробке, она мне говорит:

– Таня, а ведь мы хотим тебя засватать за Мишу, он тебя очень любит. Выходи за него, будешь как сыр в масле кататься. Он у нас непьющий и добрый, только молчун. Ради сына мы ничего не пожалеем. Что скажешь, Танюша?

Я сказала ей, что люблю другого, что звать его Никита, он сейчас в армии и что я буду его ждать. Наверное, Миша хороший, но замуж я выйду только за Никиту.

Через неделю родителей Никиты известили, что их сын погиб при боевой подготовке. Тогда я это еще никак не связывала с колдовством Александры. Две недели я плакала и никого не хотела видеть. Однажды мама сказала:

– Александра дала мне водички тебя от тоски умыть, а то страшно на тебя смотреть, извелась ведь вся.

Я не хотела умываться, но мама уговорила, конечно же, ей было меня жалко. Вы можете не поверить, но утром я была абсолютно спокойна. В голове не было мыслей о погибшем женихе. Я подкрасила ресницы и пошла на танцы с Мишей. Наверняка меня в селе многие осуждали, но это было мне безразлично.

Я все чаще и чаще забегала к своим соседям. Всякий раз чему-то удивлялась в их доме. Например, я видела, как Александра Филипповна из одной горсти муки намесила целую чашку теста, из которого потом напекла гору необычайно вкусных пирогов. Иногда их бабка расплетала мне косы и перебирала мои волосы своими корявыми, длинными руками. И снова комната вокруг меня двигалась и шатались стены. Было ощущение, что она шарит не в моей голове, а в моих мозгах, в моих мыслях.

Ощущения такие у меня были потому, что бабка говорила именно о том, о чем я в этот момент думала. К примеру, однажды я подумала: “Фу, как от бабки воняет”. И она тут же вслух сказала:

– Доживешь, как я, до сотни лет, и от тебя не молоком запахнет.

И захихикала.

Придя от них домой, я всегда напряженно вспоминала, о чем мы разговаривали у них в доме, но вспомнить не могла, будто кто-то стер мою память.

И вдруг однажды меня как жаром обдало, неожиданно мне вспомнилось, что по их просьбе я раздевалась догола и они все вчетвером молча разглядывали меня, как разглядывают лошадь, которую хотят приобрести. Смутно всплыл в памяти смешок отца Михаила и его голос:

– Мишка, полапай девку, она сейчас этого даже не заметит, пользуйся моментом.