Заградотряд

– Мужского и женского. Интересно. Пьяных не пускали. – Бронебойщик постучал каблуками по броне. – Уже остыл. У кого фонарик есть?

Никто ему не ответил. Но Хаустов тут же предупредил:

– Не вздумайте спичку зажигать.

– А кто тогда полезет?

– Не надо туда лезть. Какой у вас приказ?

– Приказ: уничтожить танк, чтобы его невозможно было восстановить. Надо бы слить куда-нибудь бензина. Иначе как его запалишь?

Хаустов вздрогнул. Он вспомнил о тех двоих, в которых стрелял во время боя.

– Каски подойдут? – спросил он.

– Хотя бы каски. Ведра-то нет.

– Там, вон за той ракитой, должны лежать ещё двое убитых. Я сейчас. – И он побежал к дороге.

Через несколько минут Хаустов вернулся с двумя касками.

– Вот, возьмите.

– Что это?

– Карманный фонарик. Один из них, должно быть, имел какой-то чин. На ремне у него был прикреплён этот фонарик и компас.

– А вы, профессор, на войне, как я вижу, человек нечужой. А? – И бронебойщик тут же отбросил в сторону одну из касок. – Пробита. Хотя… Можно было чем-нибудь заткнуть.

Бронебойщик заглянул в люк, щёлкнул фонариком и некоторое время стоял неподвижно, навалившись грудью на башню и свесившись головой вниз, словно заглянул в бездну. Потом резко отскочил в сторону, упал на колени и его стошнило. Чуть погодя, сморкаясь и кашляя, сказал придавленно:

– Да, ребята, на танке воевать – не мёд. Тоже не на гармоне играть… Ладно, надо лезть.

Бронебойщик спустился в люк. Там несколько раз глухо, как в подвале, стукнуло. Спустя несколько минут открылся боковой башенный люк. Показалась голова и тут же исчезла – бронебойщик выключил карманный фонарик.

– А ну-ка, берите. Одному несподручно. Калуга, ты где? Принимай трофеи.

Петров вскочил на броню.

– Осторожней, не урони. А то взлетим вместе с этим железом.

– Это – что?

– Сумка с гранатами. Ими и подорвём танк. На-ка вот ещё… – И бронебойщик подал вначале одну, потом другую винтовку. Обе были чуть покороче «мосинок», в оптическими прицелами, забранными в чехлы.

– Снайперские винтовки?!

– Тихо. О винтовках надо помалкивать, иначе ротный их у нас заберёт. Это – как «барыню» на гармоне сыграть. Вот только патронов к ним нет.

– Немецкие, что ли?

– Немецкие, а то какие ж. Системы «Маузер». Слышь, профессор! – тут же окликнул он Хаустова, сторожившего глухую ночь и пустынное поле, в котором шуршал дождь да где-то, шагах в ста, переговаривались артиллеристы. – Пока мы тут с Калугой вагоны разгружаем, собрал бы патроны. Я видел, как ты стреляешь. Одна винтовка – твоя. В знак благодарности от истребительно-противотанкового расчёта за надёжное прикрытие.

Когда бронебойщик вылез из бокового люка и спрыгнул на землю, Петров догадался о причине его необычного оживления. От него пахло спиртным. Пил он, похоже, самогонку, причём не очень хорошей выгонки. И нашёл её скорее всего в танке.

– Там у них – целый буфет. – И бронебойщик потряс гранатной сумкой.

В сумке кроме банок с рыбными и мясными консервами оказались и две гранаты. Небольшие, круглые, чем-то похожие на наши Ф-1, но без ребристой насечки и, пожалуй, полегче. Бронебойщик скрутил их проволокой. Детонатор вставил только в одну.

– Вот и всё. Можно рвать.

Подождали возвращения другой группы. Вскоре пришли артиллеристы. В плащ-палатке они несли третьего. Но следом за ними шёл и Колядёнков. Раненого положили под ракитой, на сухое. Он тихо вздохнул и застонал. Колядёнков наклонился к нему, сказал:

– Вот, разведчика подобрали. Из тех, которых мотоциклисты постреляли.

– А колесо нашли?

– Какое там колесо…

– Слушай, ополченец, тебе же ротный голову оторвёт. Без колеса в траншее лучше не появляйся. Взялся командовать, давай!

– Не оторвёт, – неуверенно ответил Колядёнков, пропустив мимо ушей то, что младший сержант назвал его «ополченцем».

– Ты его плохо знаешь, – продолжал напирать бронебойщик.

– А ты его откуда знаешь? – Колядёнков ощупывал раненого, словно пытался понять, стоит его нести за реку или оставить здесь как ненадёжного. – Не пойму, куда его. Крови вроде нет.

– Надо скорее выносить. Там санитары разберутся, перевяжут. Давайте вперёд. А мне танк рвать надо. – И бронебойщик снова занялся своими гранатами, показывая и «ополченцу», и всем остальным, что подчиняться он здесь никому не намерен, что у него своё, не менее важное задание.

По существу так оно и было. Если не удастся подорвать этот танк, днём немцы утащат его, отремонтируют, залепят сваркой щели от пуль и – нате вам, ещё один танк на Московском направлении. Опять в него стрелять надо. Но в другой раз такой удачи может и не случиться. Поэтому младший сержант Колышкин с пониманием выслушал матюги ротного, приказавшего ему во что бы то ни стало превратить подбитый T-III в металлолом.

– Иначе я тебе, в гриву-душу, твой танк не зачту! Понял? Грызи его зубами, разбивай кувалдой, а чтоб ни одной живой заклёпки не осталось! Исполнишь, представлю к медали.