Заградотряд

Боевые охранения молчали. Немцы, должно быть, почуяли подвох, видя, как противник легко, без боя отступил в глубину своей обороны, и потому продолжали сосредоточивать авангардную колонну в районе Малеева. Вперёд выдвинули только боевые охранения и патрулей на мотоциклах. Возможно, ждали авиационной поддержки. Но больше их самолёты не появлялись. Облака снова опустились, шурша по полю то дождём, то мокрым колючим снегом.

Зато где-то в полдень, когда артиллеристы только-только закончили разведку местности и собрались уезжать, со стороны Серпухова появился тихоходный Р-5. Биплан вначале пролетел стороной, потом сделал разворот над полем, совсем немного не дотянув до второй траншеи, где Мотовилов оставил боевое охранение с двумя пулемётами, и вернулся к деревне. Над деревней пилот, видать, намеренно выключил мотор, высунулся из кабины и крикнул:

– Эй, пехота! Какая деревня? Екатериновка? Или Малеево?

– Ты что, слепой?! Екатериновка! – ответили снизу.

– Спасибо пехоте! – снова заговорили человеческим голосом облака.

– Пошёл ты к чёрту! – ответили снизу.

Мотор после этого непродолжительного диалога снова резко дёрнул и поволок биплан над лесом. Но немного погодя он вернулся, и снова мотор его на какое-то время заглох.

– Кто в Малееве? – крикнул лётчик, свесившись из открытой кабины и поблёскивая квадратами очков.

– Немцы! Немцы в Малееве! – закричали снизу. – Слетай, сам посмотри!

Биплан развернулся над полем и ушёл в сторону Серпухова. Бойцы, поправляли окопы, маскировали курганы над землянками, курили, ворчали:

– «Сталинские соколы»…

– На разведку прилетал.

– Разведчик. Он бы ещё у местных баб спросил…

– Хоть бы бомбу-другую на Малеево кинул, и то – поддержка.

– Ладно, – шутили другие, – хоть поговорил.

Но зря в окопах бранили «сталинских соколов». Не прошло и часа, в Екатериновку примчалась полуторка. Из кабины выскочил капитан и приказал Мотовилову срочно отвести к деревне все свои подразделения, а также выделить для охраны пусковых установок гвардейских минометов взвод с лейтенантом и тремя пулемётами.

– У нас, товарищ капитан, во всей роте три исправных пулемёта, – ответил Мотовилов и уточнил: – А чей это приказ? Моя рота имеет приказ удерживать большак до подхода основных сил дивизии. Функции охраны, надо полагать…

– Это приказ командующего армией генерала Захаркина, – тут же напряжённо отчеканил капитан.

«С одной стороны, – думал Мотовилов, – охранять батарею “катюш” – не их, третьей роты, дело. С другой: “катюши” сейчас хорошенько ударят по Малееву, и им здесь, в окопах, станет чуточку полегче. Немцам опять собьют рога. А там, глядишь, и полки подойдут. Опять же, и истребительно-противотанковый полк успеет встать на огневые». Да и приказ генерала Захаркина, которого Мотовилов знал лично ещё с тридцать восьмого года, не выполнить было нельзя. Иначе до конца войны ходить Мотовилову в старших лейтенантах. Так что со всех сторон выходило, что взвод в распоряжение капитана нужно было выделять. Но если гвардейцы не успеют, промешкают с развёртыванием или лупанут мимо, как это не раз было, ему со своим контингентом умственного труда здесь не удержаться. Или придётся в лес бежать, как старшине Звягину, или…

– Багирбеков! – окликнул он командира первого взвода. – Строй свой взвод возле конюшни! Пулемёты и всё взводное хозяйство – с собой. В распоряжение капитана Бродникова. После выполнения задания – бегом назад.

Лейтенант Багирбеков браво козырнул и побежал по траншее:

– Первый взво-од!..

С такими лейтенантами, и отступать… Мотовилов проводил взглядом стройную, туго затянутую ремнями фигуру взводного, отметив, что окопная жизнь, как это часто случается, не наложила ни на внешний вид, ни на настроение его взводных командиров того дурного отпечатка, который свидетельствует о том, что войско, как винтовку, лишённую заботы, тронула ржавчина разложения, страха и душевной апатии.