Степанида Никитична издали улыбалась. Овал лица её так и сиял в снежном искристом пространстве зимнего школьного сквера. Мотовилов старался идти бодро. Хотя получалось не очень. Выпал снег, и костыли скользили. Она помогла ему сесть. Мягкое морозное сено пахло уже иным, вольным, домашним. Госпитальная жизнь, после промозглых окопов казавшаяся раем, утомила его своей монотонностью, казавшейся ненужной дисциплиной и запахами карболки и медикаментов. Всё это начало угнетать, так что он иногда подумывал: «Уж лучше снова в окоп». Сено на повозке было свежее, непримятое. «Видимо, – подумал он, – для него и стелила». А когда она, поправляя шинель под его ногой, коснулась головой его щеки, он почувствовал запах её волос и сказал, чтобы не наговорить чего-нибудь другого и ненужного:
– Ты, Степанида Никитична, меня как брата забираешь.
– А кто ж ты мне! – засмеялась она, и на левой её щеке, наполовину прикрытой тёплым подшальником, заиграла смуглая ямочка.
Повестьо бессмертном сержанте
Глава первая
Бег
Октябрь 41-го. Шестьдесят пехотных, танковых и моторизованных дивизий Группы армий «Центр» начали операцию «Тайфун» – мощный и стремительный рывок на Москву, который должен был окончательно решить судьбу похода германской армии на восток.
На брянском направлении танкам и мотопехоте 2-й танковой группы генерала Гудериана противостояли войска Брянского фронта, в том числе 50-я армия генерала Петрова. В первые же дни немецкого удара фронт армии был разрезан, и её дивизии, полки, а порой батальоны и отдельные отряды сражались изолированно. Те, кто выжил и выдержал первый натиск, отходили к Туле. К Туле стремились и танки Гудериана. Началась гонка. Кто вперёд займёт город и оборонительный район в окрестностях. Две массы войск, утопая в грязи, спешили на восток. Одни – чтобы занять удобные позиции и оборонять город и тыловую Москву на заранее подготовленных рубежах. Другие – чтобы лишить войска противника, сбитые с позиций под Брянском, всякой опоры и на их плечах ворваться в Москву.
Командарм Петров, герой Испании, погибнет в пути. Армию возглавит другой генерал – Ермаков. Он энергично проведёт перегруппировку остатков частей, вышедших к Туле, и с ними остановит танки Гудериана.
Солдаты, отступавшие в те дни и ночи по разбитым дорогам Брянщины к Туле, ничего этого не знали. Они просто бежали на восток, к Москве. Никто из них не мог и предполагать, что ждёт их в конце пути. Бегущим всё казалось пропавшим, уничтоженным, раздавленным гусеницами немецких танков, сожжённым точным огнём чужой артиллерии. И собственные жизни им представлялись случайными химерами, которые вот-вот тоже растают среди дорог, полей и перелесков, превратившись в землю и дождь…
– Наше дело какое… – рассуждал пожилой боец Отяпов, расправляя перед ярким пламенем костра сырые портянки. – Наше дело – солдатское. Приказали бежать, мы и бежим. Бежать – не позор. Это я вам говорю точно. Потому как можно и вернуться. – И Отяпов хитровато и весело улыбнулся, шевельнул свою портянку, от которой сразу пошёл густой мужицкий дух; смешиваясь с дымом махорки, он завязался в такой ядрёный жгут, которым можно было повалить любую вражью силу.
Их полк третьи сутки на марше. И марш-то какой-то несуразный. Командиры злые, неразговорчивые. «Видать, – думал себе боец Отяпов, – всё это оттого, что на прежних позициях много добра покидали, а теперь за такую бесхозяйственность и форменное вредительство придётся отвечать перед Родиной и народом». Но народ-то, перед которым надо было держать ответ, и сам бежал, горбясь под мокрым снегом в промокших шинелях и ватниках. Хорошо хоть винтовки не побросал. А Родина всё не кончалась и не кончалась. Правда, дороги становились всё хуже и хуже.
– Ты, Отяпов, своим штандартом тут перед нами не маши, – сказал сержант-связист, прибившийся к их взводу по дороге.
– А что такое? Аппетит испорчу? Так всё одно с утра ничего не ели и, видать, до утра ничего такого не предвидится.
– Вот выйдем к Рессете, там, в Хвастовичах, наши дивизионные тылы. Там нас ждут кухни и отдых. Так что, ребята, не падайте духом. – Ротный стоял чуть поодаль, под разлапистой елью и тоже нервно курил, заглушая голод и тоску.
Обсушиться они и на этот раз не успели. Пронеслось по лесу, от костра к костру вдоль остановившейся на час-другой дороги:
– Тушить костры! Приготовиться к маршу!
И снова двинулись по осенней слякоти, изнашивая остатки обуви, которая первая страдала во время таких изнурительных переходов. «Вот, – думал боец Отяпов, с беспокойством посматривая на свои ботинки, – и спать вам не надобно, и есть не просите, а силу изнашиваете прежде моей». Ещё месяц назад он получил со склада совсем новенькие ботинки. Крепкие, как борона, пахнущие дёгтем. И сносу им, казалось, не будет. И что он в них повоевал? Какие такие сроки? Неделю и два дня. До этого, так сказать, нёс службу при дивизионной прачечной. Там, с бабами, было повеселее. А тут вон и шутки никто не понимает…