Заградотряд Его Величества

Это так и осталось тайной для широкой публики, но впоследствии в своих мемуарах капитан Воробьицкий с подробностями описал произошедший неприятный разговор и воспоследовавшие за ним события.

– Это чудовищно, господин генерал! – почти кричал Бонапарт, мечущийся по комнате, отведенной под императорский кабинет. – Это неслыханно!

– Что именно, Ваше Величество? – Не далее как сегодня утром Тучков получил почту из Санкт-Петербурга и потому был невозмутим и спокоен. – Не изволите ли пояснить свою мысль?

По лицу французского императора пробежала судорога:

– Вы приказали расстреливать моих солдат! – Укоризна в голосе Наполеона смогла бы заставить раскаяться самого закоренелого грешника. – Им стреляли в спину!

– Вас неправильно информировали, Ваше Величество. А вот было ли искажение действительности случайным или злонамеренным, мы обязательно выясним. И сделаем соответствующие выводы, разумеется.

– Хотите сказать, что по моим солдатам никто не стрелял?

– Это почему же? Конечно, стреляли. Но не в спину, как утверждают некоторые недобросовестные источники, а в лицо.

– Есть разница?

– Разумеется! Удирающим от англичан трусам в спину может попасть исключительно английская пуля, и никакая другая. Или вы находите что-то дурное в пресечении паники и принуждении войск к победе?

Да, Наполеон находил дурное, но вслух только выкрикнул:

– В том же Бобруйском полку уцелела едва ли четверть!

Тучков пожал плечами:

– Британцы отчаянно сопротивлялись. Они вообще хорошие вояки, Ваше Величество. Тем выше слава и ценнее победа.

– Гвардия… моя гвардия… это она гибла на английских штыках…

– Сочувствую, Ваше Величество, и скорблю вместе с вами. Гвардия, которая бежит с поля боя и которую приходится возвращать в битву силой, является позором для любого государства. Да, я искренне сочувствую.

Император побледнел от почти ничем не прикрытой насмешки и опять промолчал. Говорить пока не о чем – Франция раздавлена и унижена, и видимость равенства в вынужденном союзе давно никого не обманывает. Даже англичане в своих газетах пишут о русском нашествии и почти не упоминают французские войска. Все понимают, кто на самом деле дергает за ниточки, привязанные к кукле, именуемой императором Наполеоном Бонапартом. И в тех же газетах делают столь прозрачные намеки…

– Я сам поведу армию в бой, месье генерал-майор! Хотя бы гвардию!

– Исключено, Ваше Величество. Государь Павел Петрович не представляет будущего Французской империи без лучшего в ее истории правителя, и любая угроза вашей жизни ставит под сомнение само существование Франции как государства. Империя – это вы, Ваше Величество!

– Тем не менее я настаиваю! – Император вышел из себя настолько, что ударил кулаком по столу. – Это моя армия!

– Никто не спорит, – кивнул Тучков, отодвигая подальше чернильницу. – Да вы присядьте, Ваше Величество, и постарайтесь посмотреть на проблему с другой стороны.

– У меня нет проблем, господин генерал-майор! – Наполеон дрожащей от гнева и возмущения рукой налил вина из стеклянного графина и выпил. – Да, никаких! Кроме вас!

Командир красногвардейской дивизии с досадой поморщился. Истерика Бонапарта не только противоречила полученным инструкциям, но и вредила далеко идущим планам Александра Христофоровича Бенкендорфа. И если бы его одного! Сам Тучков прекрасно понимал, что французский император по сути своей является символом и знаменем армии, и без него та превратится в неорганизованную массу, способную лишь на пошлые грабежи. Да и то ровно до тех пор, пока опомнившиеся англичане не наведут порядок.

– Ваше Величество, я непременно доложу в Санкт-Петербург о ваших пожеланиях, и ответ придет никак не позже двух недель. Нужно только подождать, и все образуется.

– Да идите вы к черту со своим Петербургом, господин генерал-майор! – Император со злостью швырнул пустой стакан на пол и ушел сам, на прощание громко хлопнув дверью.

– Не начудил бы чего проклятый корсиканец, – заметил капитан Воробьицкий.

– Пустое, – отмахнулся Тучков. – Сейчас любое его действие играет нам на руку.

Жак Лепаж с удобствами расположился на кухне, отданной под караульное помещение. Казаки и калмыки лейб-конвоя еще не прибыли, и он никому не собирался уступать занятые позиции. Во-первых, здесь огромная плита, дающая совсем нелишнее в дурном английском климате тепло, а во-вторых, именно тут будут готовить обед самому императору, и наверняка охраняющему Его Величество взводу что-нибудь перепадет. А командиру – в особенности.

Не верите, будто новоиспеченный сержант может занимать офицерскую должность? Это вы зря, господа хорошие! Сам лейтенант Самохин час назад объявил о повышении, а месье капитан Воробьицкий завизировал приказ. Можно было, конечно, обойтись и без бюрократии, но так солиднее – теперь ни единая сволочь не вздумает усомниться. Бумага с двуглавым русским орлом очень дисциплинирует!

– Сержант?

От звуков знакомого голоса пробежали по спине крупные мурашки, и как-то сами собой исчезли из головы глупые мечты о собственном домике где-нибудь в богатой и загадочной России.

– Сержант Жак Лепаж, Ваше Императорское Величество!