Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!»

– Я не собираюсь стрелять.

– Возможно. Только это не меняет дела.

Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Никто из них не знал, что произойдет через минуту, но каждый знал, что развязка неминуема.

– Ты не ответил на мой вопрос, – первым прервал молчание фон Рентельн. – Ты мог бы вернуть мне мой нательный крест?

– Да.

Они обменялись крестами и снова разошлись по своим местам.

– И – последнее. Химеру своей мечты я хотел бы похоронить здесь. Здесь и сейчас. И ты не помешаешь мне. В конце концов и тебе самому так будет легче. «Лучше бы им не познать пути…» Никому и ничего не придется объяснять. Помнишь, Глеб, полковник Чернецов подарил нам с тобой новенькие револьверы? Я свой сохранил. Хотя ты гордился своим больше. Возвышеннее. Помнишь? Забыл… Понимаю. Чтобы тут выжить с таким прошлым, как наше, память укорачивать надо основательно. Иначе…

Фон Рентельн вытащил из гранатной сумки замотанный в серый холст наган. И, как только, размотав тряпку, он взял его в правую руку, раздался винтовочный выстрел. Фон Рентельн даже не вздрогнул. Он оглянулся на ту сторону оврага и начал медленно падать набок, выбросив руку, как будто ища опору.

Когда Хаустов подбежал к нему, Эверт фон Рентельн был уже мертв. Голубые глаза неподвижно смотрели в небо. Выражение лица было строгим и спокойным. Как будто то, что этот человек замыслил в своей жизни, только что, за мгновение до смерти, исполнилось. Хаустов наклонился к нему и провел ладонью по лицу, закрывая глаза. Потом вытащил из его руки револьвер и машинально проверил барабан: в нем был всего один патрон.

В полдень их сменили.

К НП командира роты они прибыли в тот момент, когда взводы заняли свои места в ячейках, а лейтенанты и старшина Звягин напряженно ждали команды старшего лейтенанта Мотовилова открыть огонь.

Немцы, оправившись после артналета и закончив перегруппировку, снова начинали атаку. Артподготовка только что закончилась. Немцы негусто отстрелялись по опушке леса и по полю. Стреляли по площади, и поэтому ни разрушений, ни потерь их обстрел роте не нанес.

Первыми в дело вступили орудия прямой наводки истребительно-противотанкового полка. Стреляли они через головы Третьей роты. Огонь открыли с расстояния пятисот метров, когда танки выползли из-за бугра и начали охватывать поле и окопавшуюся на нем роту. Болванки стремительно вырывались из березняка и с хриплым воем уходили, казалось, намного выше черневших в поле машин. Пехоте в дело вступать было еще рано, и в траншее, где докуривали последние самокрутки, начали материть артиллеристов.

Хаустов доложил ротному о прибытии и выполнении задания. Бойцы сложили на землю трофейные автоматы и пулемет с запасом патронов. Мотовилов, даже не посмотрев на трофеи, кивнул в поле:

– Хаустов, давай живо во взвод. Сейчас бой будет.

Они побежали в первый взвод. Отыскали Багирбекова. Тот стоял посреди траншеи и размахивал пистолетом. Лицо его было бледным и решительным.

– К бою! – крикнул он им. – Занять свои ячейки!

Танки уже выныривали своими горбатыми башнями из-за увала и, соблюдая правильные интервалы и натужно рыча в грязи полевого суглинка, начали приближаться к обороне третьей роты. «Сорокапятки», выдвинутые на прямую наводку, казалось, стреляли куда-то по другим целям. Старший лейтенант Мотовилов стоял в просторном окопе бронебойщиков и смотрел в бинокль.

– В гриву-душу-мать!.. – наконец, сорвалось с его бледных сухих губ.

– Мазилы, – шевельнулся, упершись одновременно в дно окопа и в приклад своего ружья, младший сержант Колышкин. – Сейчас пропустят свою дистанцию и – пиздец нам.

– А на пристрелке за шнурок лихо дергали, – выдохнул второй номер, покрутил головой туда-сюда, будто пытаясь определить расстояние между танками и орудийными позициями, и сполз вниз. Оказавшись на дне окопа, в надежной безопасности, он начал лихорадочно надраивать ветошкой бронебойный патрон.

Колышкин оглянулся на него и снова матерно выругался.

Наблюдая за тем, как неудачно начали стрельбу артиллеристы, и за тем, как быстро сближаются с правым флангом роты немецкие танки, ротный мгновенно понял, в какую опасность с минуты на минуту может попасть его четвертый взвод.

Младшего лейтенанта Старцева с его людьми и пополнением он поставил справа, определив им участок обороны по опушке и редкому березняку до болота. Если бы немцы поперли по большаку и вдоль дороги, то взвод Старцева оказался бы в стороне и смог бы сослужить добрую службу, ударив по пехоте противника с фланга. Но немцы выдвинули вперед свой левый фланг, видимо, разведав, что дальше на север непроходимое болото и оно никем не занято. Если артиллеристы их там пропустят, то взвод окажется отрезанным. Конечно, в таких обстоятельствах Старцеву лучше отойти и уплотнить порядки второго взвода. Но догадается ли он сделать это? Посмеет ли? Перед боем Мотовилов собрал всех взводных, поставил задачу: держаться на том месте, где стоим, и пригрозил пистолетом.

– Сам расстреляю, – сказал он и посмотрел на старшину Звягина.

И тут кто-то справа, с той стороны, куда он беспокойно поглядывал, закричал: