Загробная жизнь или последняя участь человека

Рассмотрев выше обряды, совершаемые Православною Церковию над умершим христианином, считаем не излишним сказать нечто о том общем духе, который выражается в этих священных обрядах.

Язычник почти ничего не знал о загробной жизни или представлял себе ее неясно и темно. Немногие из язычников только напряженнейшими исследованиями доходили до мысли о бессмертии души, но и эта высокая мысль, будучи шаткою и нетвердою в уме слепотствующего язычника, не могла проливать полной отрады в его скорбную душу над гробом собрата, не могла рассеивать всех его сомнений касательно загробной жизни. Неудивительно поэтому, что скорбь и сетования язычников при погребении умершего были так безотрадны и выражались такими неистовыми действиями: рванием на себе волос, терзанием лица, биением себя в грудь, бичеванием и тому подобным. Неудивительно, что и погребальные обряды языческие не выражали ни одной светлой мысли, напротив, носили на себе отпечаток суеверия, нелепостей и бесчеловечия. Мрачный взгляд язычника на смерть и будущую жизнь выражался и в символическом изображении смерти, употреблявшемся у язычников. Этот прекрасный юноша, с бледным лицом, с потухшим взором, с погасшим факелом в руках, этот гений смерти выражал не отрадную мысль о воскресении, как можно было бы подумать с первого взгляда, не ту христианскую истину, что в этом потухшем взоре некогда засветится жизнь и мертвый труп снова воспрянет к деятельности нескончаемой и бесконечной, — нет, здесь выражалась страшная мысль об уничтожении: вечная ночь — вот, что начертано было на бледном челе уснувшего юноши. Мысль, возбуждающая в душе болезненную скорбь, убивающая все наши святые надежды...279

Но светло и ясно христианская вера представляет христианину его будущее состояние и успокоительно отвечает на все вопросы, возникающие иногда в уме человека и волнующие его сердце при мысли о могиле. Божественная вера приподнимает пред взором христианина край завесы, скрывающей от нас будущее, указывает ему на чудесное и величественное преображение тела человеческого, представляет нам новое небо и новую землю (ср.: Откр. 21, 1), где верующие будут жить в союзе с Богом и с бесчисленным сонмом Ангелов и святых. Владыка жизни, благоволивший умереть за нас, победоносно разрушил державу смерти и избавил нас от страха истления (ср.: Евр. 2, 14, 15), а потому — смерть в глазах христианина есть сон утомленного и усталого путника, после которого (сна) он опять пробудится для новой и лучшей жизни (ср.: 1 Кор. 15, 42).

При таком взгляде верующего на смерть и будущую жизнь ему неприлично скорбеть и печалиться о разлуке с любезными его сердцу; напротив, он должен радоваться и, провожая умершего брата в страну вечности, петь хвалебный торжественный гимн Победителю смерти: «Нам не должно, — говорит Киприан, — оплакивать наших братьев, оставивших мир по призыву Господа; так как мы знаем, что они не потеряны для нас, а только предупредили нас»280. Потому-то погребальные обряды нашей Церкви проникнуты утешением, служат символами, в которых выражается мысль о воскресении и будущей бессмертной жизни. Когда увлажненный слезами взор православного христианина видит во гробе добычу тления и разрушения и сердце уже готово бывает предаться безутешной скорби, — тогда Святая Церковь своими трогательными погребальными обрядами утешает, ободряет живущих, рассеивает все их сомнения, обращается в пламенных молитвах к Богу о помиловании умершего и прощении ему всех согрешений и, наконец, все свои молитвы завершает и запечатлевает разрешительною молитвою: умерший брат наш идет в другой мир в мире с Богом, Отцом своим, и с Церковию, материею своею.

Пред взором верующего, понимающего смысл погребальных обрядов нашей Православной Церкви, как бы повторяется чудесное видение Иезекииля, как иссохшие кости оживают, облекаются плотию, связываются жилами и, по гласу Всемогущего, начинает веять в них дух жизни (см.: Иез. 37, 1-10). Самые погребальные песни, которые поются над гробом нашего собрата во Христе, заключают в себе полное догматическое учение о воскресении и будущей жизни, выраженное только трогательным, сильным и пламенным языком сердца и прерываемое пламенною молитвою к Богу о помиловании умершего. Уже святой Иоанн Златоуст выразил общий дух погребальных обрядов нашей Православной Церкви. «Скажи мне, — спрашивает он своих слушателей, — что означают сии светлые лампады? Не то ли, что мы провожаем умерших, как борцов? Что выражают сии гимны? Не Бога ли мы прославляем и благодарим Его за то, что Он увенчал усопшего?»281. «Размысли, — говорит он в другом месте, — что выражают псалмы? Если ты веришь тому, что произносишь, то напрасно плачешь и скорбишь»282.