Загробная жизнь или последняя участь человека

Диавол искушением сам начинает вражду, или открывает борьбу с человеком. Бог попускает эту борьбу, но, по Своей неисследимой мудрости, нисколько не стесняя свободы врагов, направляет эту борьбу к поражению и унижению искусителя и к торжеству и возвышению человека. В борьбе с диаволом раскрываются и крепнут нравственные силы человека. Зло, измышленное и введенное в мир диаволом, не переставая быть злом, служит благим и мудрым целям Мироправителя. Никто не станет спорить, что в общем ходе судеб человеческих добро торжествует над злом. Большинство разумных тварей достигает предназначенной им цели, — но прочие гибнут. «Зачем же, — говорят, — Бог создал существа, о которых знал, что они не устоят в добре и погибнут? Не больше ли было бы благости — вовсе не давать им жизни, чем дать ее на погибель?» Подобные вопросы волновали душу одного из мужей, близких к Богу. Лучше было не давать земли Адаму, — говорит Ездра, — или, когда уже дана, удержать его, чтобы не согрешил. Что пользы людям — в настоящем веке жить в печали, а по смерти ожидать наказания? Что пользы нам, если нам обещано бессмертное время, а мы делали смертные дела? Нам...показан будет рай,...но мы не войдем в него (ср.: 3 Езд. 7, 46, 47, 49, 53, 54). Припомним здесь слова апостола: Ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: зачем ты меня так сделал? Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого? (Рим. 9, 20, 21).

Конечно, человек не мог бы препираться с Богом и требовать у Него отчета даже и в таком случае, если бы он действительно был создан на погибель. Но да идет от нас такая мрачная мысль. В приведенных словах святой апостол ограничивает только необузданную пытливость человеческого разума, который дерзко стремится проникнуть в глубочайшие планы Мироправителя и научает человека смиренной преданности и покорности Богу премудрому и благому, а вовсе не проповедует нам божество мрачное и бессердечное, подобное судьбе, которую выдумали и пред которою трепетали язычники. Бог, в Которого мы веруем и о Котором возвещает нам откровенное Слово Его, не есть всемогущая сила. «Если бы у нас кто спросил, — говорит святой Григорий Богослов, — что мы чествуем и чему поклоняемся? — то ответ готов: мы чтим любовь. Ибо, по изречению Святого Духа, Бог наш любы есть (ср.: 1 Ин. 4, 8), и наименование сие благоугоднее Богу всякого другого имени».

Движимый беспредельною благостию, Бог воззывает к бытию существа Себе близкие и подобные, сознательные и свободные, назначает целью бытия их участие в Своем собственном блаженстве, провидит их падение, но и предопределяет их спасение. В предвечном совете Триединого Божества определено и сотворение человека, и искупление его; поэтому Спаситель наш и называется Агнцем, закланным прежде сложения мира (ср.: Апок. 13, 8). «Если бы для тех, — рассуждает святой Дамаскин, — которые, по благости Божией, предназначены к бытию, послужило препятствием к получению бытия то, что они по собственному произволению сделаются злыми, то зло победило бы благость Божию»26. Если провиденная Богом погибель грешных, — как рассуждают некоторые, — могла бы остановить Творческую благость, восхотевшую создать разумных тварей, то почему же, обратно, блаженство праведных и спасенных, также провиденное Богом, не могло подвигнуть Его к творению? И тогда как погибающие во грехах по своей злой воле, при всех средствах спасения, дерзают роптать на Жизнодателя и на благость Его, миллионы разумных существ ликуют и славословят Творца за радости блаженного бытия. Неужели же хотят, чтобы в глазах Божиих зло было дороже добра, так, чтобы из-за зла Бог отказал в бытии и добру? И по человеческим соображениям, и не благо, и не праведно — из-за гибели немногих лишать блаженства многих. «Бог знал, — пишет святой Златоуст, — что Адам падет; но видел, что от него произойдут Авель, Енос, Енох, Ной, Илия, произойдут пророки, дивные апостолы — украшение естества, и богоносимые облака мучеников, источающие благочестие».