Загробная жизнь или последняя участь человека

Чтобы верить в возможность нераскаянного ожесточения во зле, нужно вникнуть во внутреннее начало и в сущность этого ожесточения. Грех, который за свою нераскаянность будет осужден на вечные мучения, есть тот же грех, которым пал начальник зла и которым он увлек и человека. Это — духовная гордость, дерзкое стремление тварей к независимости от Бога, к равенству с Ним, самообожание или самообоготворение. Только грех этот, постоянно возрастая и усиливаясь в мире существ нравственных, пред началом вечных мучений откроется с особенною страшною силою и обнаружит в себе явную и открытую вражду на Бога, презрение ко всем Его дарам и обетованиям, и до безумия гордое притязание твари на Божескую честь и достоинство. Мир, по слову Спасителя, подобен полю, на котором до жатвы растут вместе пшеница и плевелы. Жатва есть кончина мира. Ко времени этой жатвы, на поле мира — и пшеница, и плевелы, и добро и зло, достигнут полной зрелости, — пшеница для небесных житниц, а плевелы для огня неугасимого (см.: Мф. 13, 24-30, 36-43).

Мрачными чертами описывает апостол нравственное состояние людей пред концом мира. В последние дни, говорит апостол, настанут времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, вероломны, клеветники, невоздержны, жестоки, враги добра, предатели, наглы, напыщенны и прочее (ср.: 2 Тим. 3, 1-2, 3-4). Но эти гордые и надменные враги добра, не имея силы благочестия, будут еще носить вид или личину благочестия (ст. 5). Пред самым же концом мира злоба сбросит с себя всякий вид благочестия в лице Антихриста. Этот человек греха, сын погибели, явится открытым врагом Божиим, с богохульною дерзостью отвергающим всякую зависимость от Бога и всякое поклонение Ему (ср.: 2 Фес. 2, 3, 4). Таким же, конечно, духом горделивого богохульства и ненависти к Богу будут проникнуты и его последователи (Лк. 18, 8; Мф. 24, 12). В таком-то ужасном состоянии ожесточенной вражды против Бога и ненависти к Нему нераскаянные враги Божии сойдут в место мучения. Вся вероятность на стороне мнения, что такая злоба есть злоба нераскаянная, которая никогда не может смягчиться, но будет продолжаться целую вечность и постоянно возрастать и усиливаться.

Мы знаем, что и в продолжение здешней, краткой жизни, если человек всем существом отдается какой-нибудь страсти, она делается непреодолимою и совершенно овладевает умом и волею человека. А гордость, и особенно духовная, есть самая упорная и несокрушимая из всех человеческих страстей. И невозможно представить — по каким бы побуждениям закоренелая горделивая вражда на Бога могла перейти когда-нибудь в искреннее смирение и в смиренное сознание ничтожества твари пред Творцом. Существо, ожесточенное против Бога, презирает Его дары и обетования, издевается над верою и молитвою, почитая их постыдною слабостью. Возможно ли, чтобы такое существо, горделиво презирающее самые дары Божии, примирилось с Богом за те мучения, которым оно будет подвергнуто по праведному суду Божию? Конечно, наказание или страдание имеет смягчающую и вразумляющую силу, но только над душами, не загрубелыми во зле, которые, поражаемые в своих земных привязанностях, обращаются к Богу и в Нем ищут себе утешения и успокоения.

Но так ли действует наказание или страдание на человека глубоко порочного и нечестивого? Оно не смягчает его, а только ожесточает. Под гнетом страдания его прежняя холодность к Богу обыкновенно переходит в чувство враждебное, в ненависть, в богохульство. Такое же влияние будут иметь и адские мучения на ожесточенных грешников. И на земле видим примеры, что человек, объятый гордостью, не только отрекается от благ, но и обрекает себя на тяжкие лишения и нищету, из-за того только, чтобы не унизить своей гордости, или чтобы не стать в зависимость, в подчинение другому, которого он считает если не хуже, то и нисколько не лучше себя. В лишениях и бедствиях, претерпеваемых из гордости, есть для гордого своего рода удовлетворение, какое находит человек в дорогих и тяжких жертвах, приносимых своему самосознанию и убеждению. Если так упорна гордость и на земле, уступчивее ли она будет в аде, в существах, ожесточенных против Бога? Мысль о Божием всемогуществе не может также ослабить враждебного чувства к Богу в ожесточенных врагах Божиих. Эта мысль будет только усиливать их ожесточение. Они будут находить для себя пищу в сознании своего неподчинения и открытой вражды с тем, могуществу Которого нет пределов.