Загробная жизнь или последняя участь человека

В своем взгляде на мир и жизнь люди искони проявляли резкую противоположность. Между тем как одни — натуры благодушные — находят в мире все прекрасным и наслаждаются всеми благами жизни с восторгом и упоением, прославляя и благодаря Виновника мира, — другие, напротив того, постоянно мучатся и страдают, редко чем бывают довольны, находя мир исполненным всяких несовершенств, зол и бедствий, от которых люди никогда не освободятся.

Какой из этих двух взглядов правильнее и разумнее? Пусть сами представители того и другого выступят на сцену и помогут нам разрешить этот вопрос.

Оптимист — представитель светлого взгляда на мир — упрекает пессимиста в том, что он унижает Божественное мироправление, не имеет веры в благого Творца и Промыслителя, не замечает того обилия счастья, которое достается в здешней жизни в удел всем без различия; говорит далее, что в самом несчастии человек никогда не бывает лишен надежды на лучшее, что вообще нормальное и постоянное настроение человека — счастливое и довольное. Несчастия так же редки, как и грозы в природе, представляя собою благодетельный процесс очищения и обновления; притом же они не необходимы и не всеобщи. Сохранение жизни сопряжено с удовольствиями и размножение рода человеческого сопровождается величайшим благом — любовью. Даже в смешанных чувствованиях — сострадании, грусти, печали, — преобладает элемент удовольствия.

Пессимист — представитель мрачного взгляда на мир, — становясь прямо на моральную точку зрения, относится презрительно к оптимистическому благодушию, которое довольно всем потому, что незнакомо с высшими и истинными обязанностями и благами человеческими. Так называемая добродетель людская — для него не что иное, как жалкий эгоизм, блестящий порок, обращающийся в ничто при строгом сознании долга, точно так же, как тает снег при появлении солнца. Сохранение жизни — непрерывное мучение, потому что гонимые постоянно от одной потребности к другой люди никогда не находят себе удовлетворения. Любовь — мечта, благородная иллюзия, неизбежно влекущая за собою раскаяние и разочарование; брак — гнетущие нас оковы, дети — мучение и тяжелая обуза для нас и мы — виновники зла для них, произведши их на этот несчастный свет. Зло — везде и во всем; нигде мы не находим действительно прекрасного, доброго, истинного. Мировая скорбь — вот истинное ощущение, необходимо сопровождающее нас во всю жизнь и лишь изредка прерываемое краткими иллюзиями счастия, после которых мы делаемся тем более несчастными. «Блаженны те, которые не ждут ничего хорошего от жизни, ибо они не будут обмануты», — вот заповедь блаженства пессимизма!

На чьей же стороне справедливость? Обе стороны правы, каждая со своей точки зрения, но обе и не правы, потому что утверждают противоположное друг другу. Примирение между ними возможно с устранением противоположных точек зрения и привнесением новой точки зрения, разрешающей противоречия.

Если этот мир представляет собою законченное существование, в таком случае, право — на стороне пессимиста, потому что наши нравственные понятия и требования простираются гораздо дальше и выше того, что представляет нам наличная действительность, и мы делаемся необходимо добычею мировой скорби. Но если человеческое существование здесь, на земле, есть только переходная, предварительная ступень высшего развития, то нельзя не признать, как много прекрасного и утешительного представляет уже это преддверие храма совершенства, так что с этой точки зрения даже зло становится удобопереносимым с помощью веры и надежды. И тогда уже справедливая жалоба пессимиста на то, что в человечестве не существует истинного прогресса, теряет свою силу, потому что это значило бы все равно что жаловаться на дрессировщика птиц, который, несмотря на многолетние усилия, не может усвоить птицам человеческой речи. Для известной ступени может существовать всегда только известный предел развития и безрассудное желание срывать плоды высших ступеней с низших.

После этого нам уже не трудно произнести приговор. Пессимист прав по отношению к оптимисту в том, что, возбуждаемый и язвимый жалом идеала, не может найти на земле совершенства; не прав же он в том, что не имеет основания и права искать совершенства на земле. Оптимист не прав по отношению к пессимисту в том, что недостаточно глубоко и серьезно проникнут сознанием возвышенности идеала и удовлетворяется низшими требованиями и низшими благами, весьма далекими от совершенства, но он прав в том, что на предлежащей ступени вообще и невозможно высшее совершенство, и, однако, уже здесь мы видим некоторые проблески будущего света и совершенства.