Загубленная любовь

Так вот, я вернулась в Лондон и снова работала в клубе. В ночную смену в «Кеннеди», для «Генерала Гордона» я была уже старовата — Берти Грейсон, до сих пор управлявший «Гордоном», был повёрнут на хиппующих девчонках, и его клиенты были настроены на совсем молоденьких. «Кеннеди» был похожим на «Гордона» заведением — были и шоу, и девушки за столиками. В «Гордоне» я работала девушкой из шоу, а здесь была именно «хозяйкой». В Индии я употребляла опиаты, чтобы легче было выдержать очень долгие переезды на автобусе, а здесь, среди туманов, они скрашивали мне скучнейшие (как выяснилось) ночные смены в «Кеннеди». Но настоящее удовольствие я получала, как следует трахая под кайфом в порядке развлечения богатых бизнесменов, которые весьма неплохо платили мне за услуги. Подавляющее большинство таких клиентов были бы предельно шокированы, узнав, что я наркоманка и нахожусь в полудреме почти все время, что провожу с ними. Они платили мне за то, чтобы я укрепляла их эго и потакала их иллюзиям насчёт того, какие они, якобы, жеребцы. Было очень здорово — совершенно забалдеть, зная, что ни один из этих «чистеньких», с которыми я типа делом занимаюсь, и не заметит, что мой интерес к происходящему вокруг меня и со мной — сплошная симуляция.

В конце шестидесятых и начале семидесятых Трокки был вынужден включиться в уличную торговлю наркотой. Это было ещё до того как мне стало известно, кто загребает большую часть его дохода — если б я знала, то держалась бы от него как можно дальше. Скажем так: не очень-то просто было избегать подонков, на которых работал Алекс, если ты сам — наркоман, живущий рядом с Лэдброк-Гроув. Заставить Трокки заняться уличной розницей было способом унизить его. Эта ситуация изменилась только в середине семидесятых, когда из полиции выперли последнюю волну бесчестных копов, возомнивших себя неприкосновенными, а те, кто пришли на их место, на радостях намного мягче отнеслись к людям вроде Алекса, хотя продолжали жёстко давить и вовсю эксплуатировать красивых девушек вроде меня. У Трокки сохранилась его клиентура из числа рок-звёзд, и он плотно работал с Гарреттом, который до моего отъезда в Индию расхаживал по Гроув в фиолетовой накидке. К концу шестидесятых он стал предпочитать менее вызывающий стиль в одежде. Гаррет заправлял несколькими девушками, и хотя они вообще-то работали только на улице, и класса им явно недоставало, нас с ним тянуло друг к другу. Мы оба были слишком затраханы, чтобы много заниматься сексом, но чувство между нами было — несмотря на то, что Гаррет жил в Кембридж-гарденс с блондинкой-наркоманкой, которую все звали Киска, а я состояла в гражданском браке с Джордано. Я проворачивала кое-какие сделки для Трокки, и лучше всего у меня получалось работать с Гарреттом. Вернувшись в город, я сунулась к Трокки за дозой, а так как у меня не хватало наличности, чтобы расплатиться за взятое, вскоре мне пришлось снова вернуться к торговле наркотиками для него.

— Тебе нравится Винни-Пух? — спросил Гаррет дней через десять после моего возвращения в Лондон.

— Конечно, я помню сказки про него ещё со времён детства, воспринимаю его тягу к мёду сквозь призму героина. Я не согласна с идеей, что он просто бестолковый медвежонок — с моей точки зрения, это у него пристрастие. А настоящая проблема в том, что «чистенькие» не понимают логики наркоманов, они не представляют себе, к чему может привести тебя зависимость.

— Так что? Хочешь съездить в Сассекс, на Котчфорд-фарм, где А. А. Милн придумывал и писал истории про Винни-Пуха?

— Можно.

— Бля, могла бы и побольше энтузиазма проявить.

— Классно! В истории, где Винни-Пух лопал много-много мёда, а потом застрял в пустом стволе дерева или ещё в какой-то норе, заложен глубокий экзистенциальный смысл. Впрочем, не думаю, что мы отправимся в Стоакровый лес[122], чтобы обсуждать эти философские построения в естественном для этого антураже. На повестке дня явно есть что-то ещё.

— Мы едем повидаться с Синатрой.

— С кем именно из Синатр?

— Это плотник, который перестраивает Котчфорд-фарм для нового владельца[123].

— А почему его зовут Синатра?

— Потому что его так зовут.

— Да брось ты, не может это быть его настоящим именем, это он прозвище себе такое взял — и должно быть, не без причин…

— Он поёт, как кенар, стоит на него хоть немного надавить.