Загубленная любовь

— Стоп! — оборвала я его, переключая передачу. — Я уже узнала более чем достаточно, чтобы забыть. Давай просто выберемся отсюда и вернёмся домой, в Гроув, до того, как сюда на сенсацию примчится «скорая». Раз уж Синатра сможет присмотреть, чтобы Джонс получил по заслугам, то тебе в этом деле светиться совсем ни к чему.

Как известно, Джонс не проснулся в госпитале. 3 июля 1969 года он вообще не проснулся, потому что был мёртв. Он утонул в собственном бассейне, и Синатра был последним, кто видел его живым. Гаррет потом утверждал, будто понятия не имел, что для Джонса всё кончится так плохо. То же самое он повторил мне года через полтора, после того, как была убита дочь видного политика тори. Я предпочла поверить ему тогда, и сейчас продолжаю верить. Выбор в этом вопросе у меня небольшой.

Женщина есть женщина

Когда я была маленькой, самым главным событием недели для меня был субботний поход в кино на утренний сеанс. В нашем местном кинотеатре крутили все обычные сериалы студий «Юниверсал» и «RKO»[125], от «Флэш Гордон»[126] до «Коммандо Коди»[127], но любимым фильмом моего детства были двенадцать коротких серий, снятых в тот год, когда я только родилась — «Чёрный кнут Зорро». В главной роли снялась Линда Стирлинг, она играла Барбару Мередит, владелицу газеты «Айдахо», которая тайком облачалась в кожаный костюм и маску, становясь грозой преступников по прозвищу Чёрный Кнут. Барби настолько мастерски владела пистолетом и длинным кнутом, что негодяи и не догадывались, что перед ними женщина. Уже в восемь лет я завидовала её формам и никак не могла понять, почему мужчины, с которыми она сражалась, не замечали её пола, ведь у неё была такая пышная фигура. Чёрный Кнут была для меня первым образцом для подражания, а в конце концов таковыми стали французские и датские актрисы, такие как Катрин Денёв и Анна Карина[128], намного сильнее задавшие мне образцы того, какой надо быть. Скажем так, едва я возжелала жизни как у Барбары Мередит, как поняла, что не буду жить в Гриноке. Яркие огни более крупных городов уже в восемь лет манили меня. Гринок же в пятидесятые был совершенно серым, мокрым и холодным; во всяком случае, таким он помнится мне.

В Лондон я приехала в 1960 году, мне тогда было шестнадцать, и я почти сразу вошла в круг тех, кого газета «Melody Maker» окрестила модернистами. Другими словами, презирателями условностей, которые собирались в клубах вроде «Фламинго» послушать записи, например, Сонни Роллинса[129] и Майлза Дэвиса[130]. Все свободные от работы ночи я просиживала там, там же и перезнакомилась со многими студентами школы искусств Слейда[131]. Парни, о которых идёт речь, ходили на лекции по киноискусству профессора Торелла Дикенсона и были членами киноклуба колледжа. Я старалась ходить на все французские фильмы, где бы их ни крутили. Именно в Слейде я впервые увидела многие фильмы Годара[132], в том числе «Женщина есть женщина»[133] «и «Жить своей жизнью»[134]. Мне очень понравился «На последнем дыхании»[135], но детальное исследование Годаром характерных особенностей игры его жены, Анны Карины, снимавшейся в главных ролях, было для меня намного важнее. В снятом в 1961 году «Женщина есть женщина» Карина играет стриптизёршу, которая очень хочет ребенка. Сценарий ничего особенного не представляет, и фильм в целом вытягивает лишь обаяние Карины. В то время я самостоятельно осваивала французский методом просмотра сдублированных фильмов, так что высоко оценила то, что в этой ленте героиню Карины Анжелу зверски ругают за недостаточное владение французским. В фильме 1962 года «Жить своей жизнью» Годар и Карина подошли ещё ближе к тому, что я считала «своей территорией». Это фильм о девушке по имени Нана, она мечтает о карьере актрисы, но в конце концов становится проституткой. Это так напоминало историю моей собственной жизни — впервые посмотрев «Женщина есть женщина», я даже перекрасила свои светлые волосы в чёрный цвет, потому что тёмные локоны Карины казались мне просто фантастическими. В «Жить своей жизнью» есть несколько совершенно невероятных сцен, включая снятую в стиле документального кино, в которой Нана показана «на работе», в то время как за кадром она обсуждает со своим сутенером механизмы парижской торговли сексом.