Загубленная любовь

Когда Хьюджес поднялся и стал одеваться, Лин Трокки пошевелилась. Видимо, у неё был выработан рефлекс «просыпаться, когда встаёт тот, с кем спишь в одной постели».

— Уже пошёл? Надеюсь, ты хорошо провёл время, — Лин не открывала глаз и, судя по всему, совершенно не понимала, что случайно стала жертвой обмана. — И не забудь, что обещал заплатить мне пятьдесят баксов. Деньги оставь на туалетном столике.

И миссис Трокки снова отрубилась. Лин, как и Алекс, изумляла меня тем, что по существу была совсем асексуальна. Крутить налево было лишь механической деятельностью, предназначенной только и исключительно для добывания денег, на которые она покупала наркоту; в этом было что угодно, только не эротика. Для меня оказалось невозможным представить себе Лин и Алекса, занимающихся сексом. Мне было гораздо проще создать в воображении фантастический образ, и не только потому, что ребёнком мне доводилось видеть, как трахаются родители. Скажем так, Лин и Алекс должны были хотя бы два раза заниматься сексом, чтобы произвести на свет двух их сыновей, Марка и Ника. Алекс любил женщин, но он очевидно предпочитал, чтобы они улетали от наркоты, а не от какого бы то ни было вида физической близости. Трокки балдел, когда смотрел на красивую женщину вроде Лин, нисходящую по нескончаемым виткам спирали деградации. Когда Лин умерла, Алекс словно оцепенел, и мне казалось, что он и сам умер вместе с ней или даже прежде её. Трокки больше не закидывался колёсами, он перешёл на героин. Алекс уже умер, но ещё не знал этого. Мне нравился Трокки, я восхищалась им, но когда дело доходило до взаимоотношений с другими людьми, он мог быть полным подонком. Алекс частенько объявлял своё поведение прерогативой великого человека, а в собственное величие он искренне верил. Наша с Алексом дружба была не то чтобы так уж крепка, но без неё я бы загнулась от скуки. Тем, кто утверждает, что нет ничего притягательного ни в героине, ни в написании классических произведений модернистской

Власть чёрных в городе белых

Гаррет был постоянным посредником по наркоте между Трокки и другими дилерами — за исключением Майкла Икс. Майкл время от времени запасался на Обсерватори-гарденс, но после моего возвращения из Индии доставлять его заказы по этой части в Чёрный Дом на Холлоуэй-роуд скорее чаще, чем реже выпадало мне. Чёрный Дом был невообразимым скопищем строений, в которых на скорую руку обустроили центр коммуны. Парни, занимавшиеся строительством, были активистами чёрного движения — в основном молодёжь, подогреваемая Майклом. Обстановочка была жуткая, потому что Майкл подбирал этих ребят на улице, переводил их с чего-нибудь вроде травки на герыч и подолгу талдычил, что белые слишком давно и долго сидят на их шеях, и настала пора бороться с этим. Чёрный Дом всегда был полон темнокожих мужчин и светлокожих женщин. Гаррет в такую обстановочку никак не вписывался, а для меня пропуском туда служил скорее пол, чем моё ирландское происхождение и шотландское прошлое. Майкл поставил своих в известность, что я крута, потому что я — чёрная кельтка. Де Фрейтас рассказал своим послушникам, что мои предки пришли из Африки, но за много поколений, сменившихся за время жизни в Европе, кожа ирландцев и шотландцев в конце концов посветлела. Кое-кто из последователей Майкла принял эту теорию, а вот те, кто называл меня белой сукой — наверняка нет; и те, кто из кожи вон лез, чтобы затащить меня в постель, в основном были как раз из этой второй категории. Майкл хорошо знал Гарретта, у них были очень неплохие отношения, но кроме того, что они были друзьями, оба были ещё и реалистами, и понимали, что мужчинам со светлой кожей лучше не показываться в Чёрном Доме — даже Нигел Сэмюэлс, который финансировал всё это дело, остерегался заходить сюда.