Загубленная любовь

Джилли О'Салливан: Я понимаю. Синке часто жаловался, что я не проявляю своих истинных чувств, но когда я выразила их неприкрыто, он обалдел. Ситуация была патовой: что бы я ни делала, всё равно получалось не то. Я боялась спросить Синке, что с ним было, когда его во время последней отсидки отправили в тюремное психиатрическое отделение. Боялась спрашивать, что с ним там делали врачи, что предложило ему ЦРУ в обмен на то, что он станет двойным агентом. Я понимала, что спросить — это было бы самым разумным, в конце концов Синке во сне бормотал об этом, но мы должны были всеми силами поддерживать его фасад человека, полностью преданного делу революции, который с нуля создал свой имидж в глазах людей. Синке так настойчиво твердил, что он истинный революционер, что на самом деле верил в это, по крайней мере сознательно. Что я хотела бы услышать от Синке — так это то, что он верит в дело революции, но был вынужден продаться ЦРУ. Не знаю, возможно, он планировал обманывать их. Однако он никогда не признавался, что заключил с ними сделку, чтобы выбраться из тюрьмы. А я хотела, чтобы он рассказал мне именно об этом, но никогда не пыталась у него об этом узнать.

Р. Д. Лэйнг: Думаю, мы подходим к очень важному для тебя состоянию чувств. Когда ты сказала, что тебе было не так важно, что он заключил сделку, чтобы выйти из тюрьмы, но для тебя много значило то, что он в этом не признавался. Здесь мы приближаемся к твоей фундаментальной дилемме.

Джилли О'Салливан: Да, но он всегда говорил, что меня создала элита истэблишмента белых. Утверждал, что я никогда не смогу выйти за рамки, навязанные мне моим прошлым. А я хотела только трахаться с ним и чтобы мы оба освободились каждый от своего прошлого, с помощью полной откровенности друг с другом. [Пауза]

Р. Д. Лэйнг: Ты находишься в состоянии острой потребности, и с этим нам надо разобраться как следует. Примем твои потребности как данность, а понимание того, что большинство людей сознательно не принимают таковые, пока оставим в стороне. Иными словами, нам надо определить, кто ты есть, и тогда станет ясно, куда мы можем прийти, опираясь на это. Наша задача не в том, чтобы работать над твоим фундаментальным «я»; мы должны принять это, несмотря на то, что большинство людей, которые понимают, какая ты на самом деле, не хотят иметь с тобой ничего общего. Ты непривлекательна и физически, и эмоционально, но с этим мы ничего поделать не можем.

Джилли О'Салливан: Я взяла себе за правило не обращаться к Синке за поддержкой.

Р. Д. Лэйнг: Разговор по существу даёт тебе ряд преимуществ, но он же ставит тебя в положение, когда ты не получаешь необходимой тебе поддержки.

Джилли О'Салливан: Да, всё так.

Р. Д. Лэйнг: У тебя были трудные детство и юность. Ты подолгу не могла найти того, что тебе было нужно — искренней любви. Давай поговорим об этом.

Джилли О'Салливан: Довольно забавно — именно об этом я размышляла, занявшись работой над автобиографией. Сейчас, после многих бесед с писателем — «призраком», я понимаю, что привыкла как можно глубже погружаться в свои недостатки вместо того, чтобы создать что-то действительно классное. Думаю, корни этой проблемы в том, что у меня нет воспоминаний о том, чтобы родители относились друг к другу с любовью.

Р. Д. Лэйнг: А есть ли у тебя воспоминания о том, как они с любовью относятся к тебе?

Джилли О'Салливан: Вообще-то нет.

Р. Д. Лэйнг: Кто же относился к тебе с любовью, когда ты была маленькой?

Джилли О'Салливан: Бабушка.

Р. Д. Лэйнг: Насколько сильно она любила тебя?

Джилли О'Салливан: Очень сильно. Она давала мне почувствовать, что я самый важный человек в её жизни. И проявляла свою любовь физически. Я отчётливо помню себя сидящей у неё на коленях. У неё были огромные груди. Когда она читала мне книжки, я заглядывала между ними, мне это нравилось. Она очень много времени занималась со мной, читала мне, учила всякому. И почти непрерывно говорила со мной. Она была человеком, рядом с которым я чувствовала себя спокойнее всего. А вот чтобы любовь матери или отца давала мне чувство безопасности — такого я не помню. Поэтому я старалась всячески осложнить жизнь своим родителям.

Р. Д. Лэйнг: Как именно?

Джилли О'Салливан: Просто у меня осталось такое ощущение — я не помню конкретных ситуаций. [Пауза] Как-то в воскресенье, мне тогда было семь, родители закрылись в ванной. Я стучала в дверь, но мне не отвечали. Тогда я притащила лестницу, приставила её к наружной стене, поднялась и заглянула в окно. Родители занимались любовью, и от этого зрелища у меня был ужасный шок. Я спрыгнула с лестницы и стала кричать, зовя маму, снова и снова.

Р. Д. Лэйнг: Понимаю.