Именно Томми Грэхем познакомил меня и с Говардом Марксом, и с Чарли Рэдклиффом. Скажем так, пока Томми вовсю занимался организацией канала по переброске травки, я тоже активно вовлеклась в это дело. Я стала заниматься перевозкой наркотиков в начале шестидесятых под руководством Марко Поло. Марко любил меня как сестру и никогда не оставлял в беде, если удача мне изменяла. Он был ужасно огорчён, когда я села на иглу, и предупредил меня, что вранье и кидалово, свойственные наркоманам, создадут мне кучу серьёзных проблем. Марко говорил мне, что я выбрала не лучший путь, но несмотря на это, он сделает для меня всё, что сможет — когда бы мне ни понадобилась его помощь. Марко утверждал, что травка и кислота расширяют горизонты сознания, тогда как героин подавляет развитие чувств. Я знаю, что он имеет в виду, хотя он ни разу не грузил меня трудными «заездами» на эту тему. Я понимаю, он прав, но после потери Ллойда я не могла обойтись без болеутоляющего, и все те неприятности, в которых Марко оказывался из-за меня, не могут отстранить меня от героина и бестолковой толкотни, которой я порой соблазнялась заняться.
Майкл де Фрейтас познакомил меня с Алексом Трокки в Испании, спустя несколько месяцев после того, как я впервые попробовала курить опиум, и именно Шотландец Алекс в конце 1965 года привёл меня на Понт-стрит, где Майкл Холлингсхед только что открыл свой Всемирный Центр по исследованию психоделиков. Лондонская штаб-квартира Холлингсхеда в Белгравии[181]
была роскошна; а уж из того факта, что именно он первым предложил «гуру психоделиков» попробовать ЛСД, этот аферист выжал всё, что можно. Холлингсхед был очень обаятельным, и вскоре я обнаружила, что его по-настоящему сильной стороной было умение облегчать карманы богатых легковеров, обычно под предлогом оказания поддержки совершенно потрясающему филантропическому проекту. Разумеется, все эти пожертвования и финансовая поддержка шли исключительно самому Холлингсхеду. В начале семидесятых мне наконец удалось познакомиться с Тимом Лири, он тогда скрывался от американских властей в Швейцарии, и вскоре я поняла, что он был гораздо лучшим наркодилером, чем Холлингсхед, но гораздо хуже разбирался в людях, особенно в плане честности или, вернее, отсутствия таковой. Мой любимый познакомился с Лири, когда тот вместе с бежавшими от разгрома «Чёрными пантерами»[182] прятался в Алжире, и некоторое время этот идол контркультуры даже говорил людям, что Гаррет был его духовным наставником — в основном потому, что у него в то время было навязчивое сексуальное стремление к Кармен Джонс, с которой я сейчас соперничаю за расположение нашего сутенёра и поставщика наркотиков. Не думаю, что Лири когда-либо догадывался, что Кармен была девушкой по вызову высшего разряда, и что Гаррет был её сутенёром. Но и я тогда ещё не знала, что именно Гаррет сдал меня полиции, пока он не признался в том, что это он подставил меня Леверу. Не менее сильно меня удивил Гаррет при встрече несколько месяцев спустя. В начале семидесятых Гаррет был человеком Лири в Лондоне и вовсю пользовался ситуацией, чтобы получать пожертвования и другие одолжения от легковеров — точно так же, как до него это делал Холлингсхед. Оглядываясь назад, можно сказать, что хотя весной 1966 года ЛСД ещё не был под запретом, Холлингсхед допустил тактическую ошибку, когда жёстко пресёк деятельность множества копов, которые под прикрытием пытались внедриться на его поле. Вскоре после этого Майк оказался центральной фигурой расследований, проводимых жёлтой прессой, за которыми последовал скандал по поводу наркотиков. Другой ошибкой Холлингсхеда стало то, что он решил поднять свои акции за счёт кислоты, не продумав свою защиту в суде, результатом этого стала ахинея, которой никто не поверил, и он получил двадцать один месяц тюрьмы за гнусное преступление. В следующий раз я встретилась с Холлингсхедом только в 1972-ом, потому что отбыв срок, он через Норвегию отправился в Соединённые Штаты, а потом оказался в Непале — как раз вскоре после того, как я вернулась в Лондон из Индии. Как и я, Холлингсхед — британский подданный, так что несмотря на то, что в деле каждого из нас официально зарегистрирована причастность к наркокультуре, получить визу в Штаты труда не представляет. Просто в графе «Ваши убеждения» заявления на визу мы пишем неправду — всё равно эти формы, похоже, никто не проверяет.