Загубленная жизнь Евы Браун

В победах вермахта она видела личный триумф Гитлера и приходила чуть ли не в экстаз от радости; поражения же составляли часть коварного заговора против ее ненаглядного возлюбленного. Но тот, кто спешил к ней в Оберзальцберг, изменился. Она рассказывала своей кузине Гертрауд об их долгих прогулках наедине и бесцельных разговорах о погоде и о собаках и как он под конец останавливался и смотрел вдаль невидящим взором. Рассказывала и о тягостных вечерах за просмотром фильмов, и о бессонных ночах, исполненных мучительной тревоги.

Часто говорят, что Гитлер отдавал приказы нечетко, предоставляя другим истолковывать их по-своему, предпочитая не вдаваться в детали и не наблюдать последствия лично. (Однако Альберт Шпеер с этим не согласен: «Не думаю, чтобы он особенно занимался техническими аспектами, но решения, в том числе о замене расстрелов газовыми камерами, принадлежали ему по той простой причине, что — как мне, увы, хорошо известно — ни одно важное действие не предпринималось без его одобрения».) Криста Шрёдер, старший секретарь фюрера, утверждает в мемуарах: «Всегда найдутся такие, кто скажет: все варварство совершалось без ведома Гитлера. Я точно знаю, что Гиммлер подробно докладывал Гитлеру о происходящем в лагерях. Он считал эти зверства необходимыми для своего режима». Большинство лагерей уничтожения располагалось в Польше, отчасти потому, что большинство истребленных евреев — три с половиной миллиона — были польского происхождения, но также и с целью уберечь местное немецкое население от лишнего стресса (надо полагать, от лицезрения непрерывно прибывающих изможденных узников и от запаха горящей плоти). В редкие моменты, когда личный поезд Гитлера проезжал мимо лагеря, он распоряжался опустить жалюзи на окнах. Игнорирование неприглядных фактов является прерогативой диктатора, которой он любезно делится с окружающими его женщинами.

Немецкие обыватели тоже старались держаться подальше от грохочущих железных гусениц, направляющихся в «трудовые лагеря» по всей Европе. Евреев, большевиков, цыган, свидетелей Иеговы, гомосексуалистов — всех заталкивали в поезда, стоящие на путях, ведущих к Черным Событиям, запирая двери вагонов на засовы, завинчивающиеся сверху болтами. За время войны две из шестидесяти тысяч железнодорожных составов Германии были отведены для подобных перевозок. Начиная с весны 1942 года несметное количество людей задохнулось в газовых камерах, и концентрационные лагеря кишели скелетообразными существами, в буквальном смысле заработавшимися до смерти. Очень немногие гражданские лица имели точные сведения, еще меньше тех, кто все еще пытался разобраться в чем-то, что наводняло их сознание новыми, неприятными догадками — о чем?

Сами евреи тоже не всегда оставались бессловесными жертвами, покорившимися судьбе. Некоторые проявляли необыкновенное мужество и достоинство. Один раввин, прибывший в Собибор, отказался верить успокоительным речам, которыми встречали евреев во избежание массовой истерии. Зажав в кулаке горсть песка, он произнес: «Видите, как песчинка за песчинкой просачивается сквозь мои пальцы и ветер уносит их? То же будет с вами. Вся ваша великая империя рассеется, как пыль, как клуб дыма». Его пристрелили на месте. Трогательнее всего прозвучали слова еврейской девочки лет пяти, когда надсмотрщик грубо схватил ее годовалого братишку: «Уберите от моего милого братика ваши руки, с них кровь капает. Я теперь ему мама, и умрет он у меня на руках, вместе со мной!»

На конференции в Ваннзее 20 января 1942 года — проведенной, что интересно, без фюрера — Рейнхард Гейдрих, которому Геринг поручил принять все необходимые меры по избавлению Европы от евреев, заявил, что на Востоке они будут заморены голодом или непосильным трудом, а выжившие — уничтожены «более прямыми способами».

То, что в Западной Европе приходилось делать тайком, под покровом ночи, на Востоке можно было творить без оглядки на чувствительность местных жителей.