Загубленная жизнь Евы Браун

Хотя Гитлер и запретил ей возвращаться, но когда она 7 марта объявилась в рейхсканцелярии после месячного пребывания в Мюнхене и Берхтесгадене, его первой реакцией на ее неожиданный приезд была радость. Но несколько дней спустя он уже настойчиво отсылал ее обратно в Бергхоф, обещая, что и сам приедет вслед за ней. Спокойно, чуть ли не легкомысленно, она пропускала его слова мимо ушей. Если требовалось доказательство ее преданности, пожалуйста, вот оно: она приехала в Берлин, чтобы быть с ним до последнего вздоха, как неоднократно клялась. Смерть не слишком пугала ее. Ева так часто размышляла о смерти, что ждала ее теперь как чего-то знакомого, почти желанного. Ее дядя Алоис предположил: «В понимании Евы, жизнь подошла к концу, и она легко смирилась со своей судьбой. Из всех, кто очутился в ловушке отсеков бункера, она была, возможно, единственным человеком, способным с достоинством принять смерть и спокойно проститься с жизнью». Только час и способ, должно быть, волновали ее: вдруг она будет умирать болезненно, медленно? Не окажется ли она жутко изуродованной, не надругаются ли чужие люди над ее телом? Эти страхи не давали ей покоя, и все же фрейлейн Браун, которую Генрих Гофман некогда сравнивал с маленькой опереточной субреткой, была исполнена решимости стоять до последнего. Еве и Адольфу жить оставалось семь недель.

Даже Генрих Гофман, так долго поносивший ее, вынужден был признать, что девочка-подросток, которую он пренебрежительно называл «заурядной хорошенькой продавщицей, фривольной и тщеславной, как все ей подобные», выросла и превратилась в совсем иную женщину:

Под влиянием страшных событий, пережитых ею, пока война неумолимо приближалась к концу, дух Евы закалился, характер стал сильнее и глубже. Ее последний жест, решение оставаться подле своего покровителя до конца, с лихвой возместил ее былые ветреность и тщеславие.

Не исключено, что Еве показывали бункер во время предыдущих посещений — он строился с 1943 года и к концу войны еще не был завершен, — но теперь в нем толпились военные и медицинский персонал, почти все совершенно незнакомые ей люди, и обычное окружение Гитлера. Что увидела она, спустившись в этот мрачный лабиринт?

Слово «бункер» вызывает в воображении темное, сырое бомбоубежище, а не командную ставку, вмещающую почти тысячу человек, если они хорошенько потеснятся. Разумеется, дневной свет туда не проникал. Общественные помещения освещались холодными неоновыми лампами. День ничем не отличался от ночи. Подземный комплекс состоял не из одного, а из нескольких отдельных бункеров, соединенных лестницами или коридорами. Самый глубокий, безопасный и лучше других оборудованный отсек принадлежал Гитлеру, его окрестили «бункер фюрера».

Представьте себе бетонную коробку где-то в 65 квадратных футов (20 кв.м.), разделенную посередине широким коридором. По обеим сторонам коридора — двери, ведущие в маленькие бетонные клетушки. На этой основной площади шириной около 50 футов помещалось шестнадцать комнат, каждая размером приблизительно 11 на 10 футов. С одной стороны коридора располагались спальня фюрера, его кабинет (с единственным украшением — портретом его кумира Фридриха Великого на стене) и ванная. К ним примыкала маленькая комната, где хранились карты, затем миниатюрные апартаменты Евы с «гардеробной» не больше шкафа. Даже Блонди имела собственный уголок, где выкармливала своих новорожденных щенков. С другой сторона от «покоев» Гитлера была приемная с небольшой лестницей, ведущей наверх в сад.