Заяц на взлетной полосе

Самое раннее воспоминание: мама, ее теплый бок. Больше всего на свете Бо боялся забыть себя крошечного, под маминым боком. Он лелеял это воспоминание, то и дело воскрешал его в памяти и любовался.

Еще он помнил человеческие руки, сначала мягкие и ласковые, с тонкими пальцами, потом другие – твердые, как камни. Именно эти руки вышвырнули его на дорогу, ведущую в аэропорт. Бо ничего не успел запомнить и понять. Только руки. И, оказавшись на обочине шоссе, он принялся искать маму. Гравий расползался под его крепкими лапами, ветер трепал кудрявые уши. Было небо. Была трава. Была черно-белая птица на ветке придорожного куста. Мамы не было. Тогда он стал ее звать. Он плакал и звал. Плакал и звал.

– Вот так новости. Кто это тут скулит? – Над ним склонился человек в свитере.

– Аииии-аиииии, – снова заплакал Бо.

Человек взял щенка на руки и погладил. Бо прижался к свитеру, затих и снова, казалось, очутился рядом с мамой, возле ее теплого бока, стоило только зажмуриться.

Бо ел, спал, рос, ходил с дедушкой в гостиницу, смотрел на самолеты. По вечерам дедушка пил чай во дворе и рассказывал, как люди научились летать выше неба. Бо не верил своим ушам. Он отказывался понимать, что можно улететь туда, где сияют звезды. Это называется космос.

Однажды Бо встретил Хэла. Это было в первый год жизни у дедушки. Хэл появился из ниоткуда. Бо удивился. Он не ожидал, что в аэропорту живет дикий заяц.

– Сам ты дикий, – фыркнул Хэл. – Я говорю на пяти языках.

Мия

– Уважаемые пассажиры! Пристегните ремни!

Мия научилась сама пристегивать ремни безопасности в самолете. Но прежде она пристроила облезлого зайца у себя на животе и только потом щелкнула металлической застежкой. Теперь надежно. У зайца болталась голова.

– Как она называется, мамочка? Я опять забыла.

– Стюардесса, – ответила Саша, пристраивая сумку под сиденьем впереди. – Красивое слово, правда? И девушки все красивые.

Мия с зайцем кивнули.

Последнее время они часто летали. Мии казалось, что мама специально покупает новые билеты, чтобы не оставаться дома. Вернее, чтобы не оставаться на месте, потому что дома у них теперь не было. Кухня, большая гостиная на первом этаже, кладовки, спальни, Миина детская со всеми кукольными домиками, гамаком и кроватью принцессы остались папе. Мии не жалко. Она любит папу и не собирается ничего у него отбирать. Если ему так хотелось оставить себе коробку Мииных пони, розовый велосипед, одежду и вертеп, который они с мамой клеили в прошлом году, – пожалуйста. Только что он будет делать со всеми этими богатствами? Просто смотреть? Или отдаст все другой девочке? Мия взяла только зайца, который обычно сидел на кровати. Он был старым и некрасивым, но очень мягким и теплым. Он сам запрыгнул Мии в руки, когда они с мамой убегали. «Быстрее, быстрее», – торопила мама. Мия прижала зайца к груди, а потом они сели в настоящую полицейскую машину с мигалками. Большой полицейский помог маме затолкать в багажник два чемодана. Папа их не провожал. Его не пустили. Когда Мия оглянулась на дом, увидела папу в окне первого этажа. У него было страшное лицо. Мия прошептала «до свидания, папа» на папином языке.

Сначала они полетели к бабушке с дедушкой. Мия обрадовалась. Там все разговаривали только на мамином языке и почему-то очень громко – почти кричали. Мия сделала себе домик в кресле, накрылась одеялом, но все равно слышала: «У тебя семья!», «У него просто такой характер», «А ты думала, легко сохранять семью?», «У тебя дочь!», «Ты сама не подарок». Мия подумала, что мама – подарок. Она красивая и удивительная, как подарок.

Потом они снова полетели, но не к папе, а к маминой подруге. В страну, где всегда тепло. Мия волновалась, что зайцу будет там жарко. Поэтому она каждый день купала его в море. Он стал совсем соленым. Мии хотелось рассказать папе о рыбках, которые пощипывали ее ноги, о страшной волне, о песочной русалке на берегу. Но папа был далеко.

– Мамочка, давай ему позвоним? Ну пожалуйста! – канючила Мия, насыпая песок в чужое поцарапанное ведерко. – Я не хочу больше играть этими некрасивыми игрушками. Я хочу, чтобы папа купил мне все новое.

– До папы сейчас не дозвониться. Давай еще потерпим? Смотри, какая толстая чайка! – Саша, обнимая Мию за плечи, разворачивала ее к чайке, попутно целовала в макушку, в затылок, в спину – куда попадет.

Мия представляла, как папа сидит в ее комнате среди кукол и плачет. Раньше он часто брал ее на руки, прижимал к себе так сильно, что хрустели косточки. Она утыкалась лицом в его свитер и задыхалась, но папина тяжелая рука лежала у нее на затылке, не отпускала, не давала отстраниться и глотнуть воздуха.

– Пол, не надо, прошу! Отпусти! – просила мама. – Ты задушишь ее!

– Я – отец!

Мия дрыгала ногами, и руки наконец разжимались.

Роберт

– Хей, Роберт! – окликнула дедушку девушка-администратор. – Видели? Кактус расцвел!