— Бекки. Сейчас ты закроешь глаза. И не будешь открывать их, что бы ни случилось. Слышишь. Чтоб бы ни случилось, Бекки. Как бы тебе ни было непонятно и страшно. Пока я не скажу тебе: открывай.
Бекки смотрела на него очень серьезно, а потом медленно кивнула, закусив губу.
— Да будет слово мое да, да.
И зажмурилась.
Фташш снял одежду, тревожно поглядывая на Бекки, потом нащупал под волосами крохотную кнопку и зифрасс почти беззвучно сполз с него на землю. Фташш снова оделся и сунул зифрасс в карман штанов: скомканный, он занимает совсем мало места.
Подойдя к стене, Фташш примерился, ухватившись рукой за неприметный выступ, проверяя крепко ли держат его вес присоски пальцев. Подтянулся, уцепился за поверхность камня присосками на ногах и пополз вверх. Лезть было нелегко, а когда он долез почти до середины стены, снизу донесся жалобный голос Бекки:
— Том! Том, где ты? Мне страшно!
Фташш посмотрел вниз. Лицо Бекки, обращенное наверх, к свету, белело в сумраке пещеры. Но глаза ее были по-прежнему зажмурены.
Фташш подумал: «Половину пути я уже разведал. Возвращаюсь. Тем более, что все-таки надо беречь силы».
Спрыгнув вниз, Фташш приподнял Бекки за локти, поставив ее на ноги, и велел ей крепко обвить его руками и ногами со спины. И держаться изо всех сил.
— Я знаю, что ты устала. Но даже если ангелы небесные затрубят тебе прямо в уши, держись крепко.
Только бы она не коснулась его чешуйчатой кожи…
Он успел подняться метра на два, как руки Бекки задрожали.
— Том, я не могу! — успела она крикнуть ему в ухо.
И сорвалась вниз.
Бекки упала навзничь. Глаза ее были закрыты по-прежнему, но теперь уже от того, что Бекки потеряла сознание. Фташш в ужасе, забыв обо всех предосторожностях, склонился над ней, он тряс ее за плечи и умолял посмотреть на него, и в этот момент Бекки, застонав, открыла глаза.
— Да-да. Нет-нет, — пробормотала она.
Бекки смотрела на серое, чешуйчатое лицо Фташша, на его янтарные глаза с поперечным зрачком, на лысый череп, на котором только-только начал пробиваться взрослый гребень. Смотрела без всякого выражения, и Фташш подумал, что она не в себе.
— Так, — сказала Бекки, садясь. — Понятно.
Фташш обескуражено молчал. Он был рад, что Бекки жива, но в голове его проносились тысячи панических мыслей. Она его увидела. И она не кричит от ужаса.
— Том, я слишком устала. И я слишком тяжелая. У нас нет выхода. Дай мне нож и отвернись, прошу тебя. Не надо тебе на это смотреть.
Фташш машинально послушался и повернулся лицом к стене. Сзади раздался тихий шорох.
— Можно, — сказала она.
Юбки Бекки, ее ботинки, чулки лежали грудой. А перед Фташшем стояла…
Это было похоже на голубое опалесцирующее желе. Внутри него клубились какие-то искры, синие мутные спирали то закручивались в глубине, то растворялись. Форма этого немного менялась, оно то становилось цилиндром — небольшим, всего по колено Фташшу, то оплывало по краям, превращаясь в шар, и снова вытягивалось.
Откуда-то изнутри этого голубого раздался голос Бекки. Такой родной. Такой знакомый.
— И как тебя зовут на самом деле?
— Фташш, — ответил Фташш. — А тебя?
— Тебе не произнести.
Через десять минут они уже были наверху.
Фташшу пришлось надеть на себя блузку и юбку своей спутницы поверх штанов («Мне же надо будет одеться потом», — пояснила она).
Фташш поместил ее за пазуху, весила она не больше кошки, а на ощупь была гладкая и теплая.
И вот теперь они стояли над рекой, на высоком уступе, освещенном закатным солнцем, и молчали. Потом, отвернувшись друг от друга, они снова стали Томом и Бекки. Не сговариваясь, они сели на землю, соприкасаясь плечами.
Том щурился на блики, мерцающие на воде, и сердито думал: «Это все равно Бекки. Какая разница, как она выглядит».
Он только надеялся, что Бекки думает так же.
— Как вы называетесь? — спросил Том.
— В переводе на английский — люди, — сказала Бекки, не отрывая взгляда от реки. — А вы?
— В переводе на английский? Тоже люди.