Интересно, а сам Паска его пил? Хотя зачем ему, у него с синхронизацией нет проблем, лицом нырнул в сфера, глаза — хлоп — закрыл — и уже в активной фазе. Это Ивану надо с бубном каждый раз плясать. И главное, и таблеточки не помогут, нельзя с таблеточками, таблеточки умный Магги почует на подлете. Вот был у земного деда Кузьмы дедушкина древняя настойка пустырника, так та с ног сшибала.
Пустырник бы Магги вообще спалил сенсоры.
Так что помог Паски, значит, друг и гад. По доброй воле за четыреста юников.
Говорят, джинов придумали на Земле. В Индии. Кто-то, очень плохо знавший английский, назвал их joined intellectual nexus. Сокращенно Jin. Присоединяемая интеллектуальная связь, позволяющая подключаться к управляющим системам, интерфейсм искинов и оболочкам объектов инфраструктуры и техники.
Врут. Джин сокращение от Jnr. Junior. Младший.
Стандартный гражданский протокол связи.
Были еще Senior, старшие протоколы, те гражданским не разливали.
Сто миллилитров раствора с миллиардом нанитов, которые формировали промежуточные связи между нейронами мозга и имплантом связи. Одни джины выходили с жидкостями тела через сутки, другие держались неделю или месяц.
Со вкусом апельсина, колы, кофе, рома, виски, коктейля «Секс на пляже», с мятой и веточкой повилики.
Неудаляемые джины были запрещены.
То есть совсем. Поражение в правах, заключение, а потом пожизненный запрет на профессии, связанные с информацией, энергетикой или космосом.
То есть в принципе, на все.
Не, по крайности, можно в поэты податься.
Действие джина должно кончаться — железное правило. А то были прецеденты.
Любой гражданин при необходимости мог пройти детокс. Судьи, например, судебные гладиаторы или спортсмены почти всегда были «чистыми».
Первый джин, которого выпил Ваня, был малиновый, в дедсаду «Солнышко» в четыреста восьмом секторе Лунограда, Море Спокойствия.
Их так всех подключали к Марфуше. Оболочке детсада. Во, тогда меня тоже тошнило, почему-то обрадовался Ваня. Может, у меня аллергия? Может, я не гожусь вообще в миротворцы?
Стану анцифером, спущусь на Землю-матушку, буду ее орать в лаптях и пахать в соплях. Или на нее орать? Непонятно.
Додумать Иван не успел, скин доприла погрузился.
Волна захлестнула его. Вода подхватила его в свои тяжкие ладони, небо развернулось как старинный экран проектора и по небу побежали слова
Прежде чем Ваня удивился, слова унесло ветром.
Над левой бровью висит яркое пятно, кажется, что солнце, но жара нет. Чайки кричат, вода затекает в уши, если запрокинуть голову, то шум ветра становится глуше, в воде что-то щелкает, переливается, как будто прилив ворочает мелкую гальку под ним, но берегов не видно.
Нет берегов, он вброшен в море, как блесна, как камешек, забывший, как делать бульк, как огрызок яблока, выброшенный девочкой с борта яхты.
Он один.
Как запоздалый метеор из Леонид, догоняющий свою стаю, как последняя фрикаделька на тарелке.
Ваня заворочался.
Тошнить перестало. Зато захотелось жрать. Адаптировался, значит.
— Кто тебя прошивал, тупая ты сборка, — Иван поймал взглядом искру, упорно висящую рядом. — Никто уже давно визуализации на протоколы не навешивает. Паска, паразит, пал подсунул. Выпей, говорит, новый вкус. Вкус свободы.
— Три? — Иван приподнялся, море встало на дыбы, пытаясь подстроиться к смене его положения в пространстве. Он осторожно умерил вращение, спросил злым шепотом, хотя в этом не было необходимости — джин считывал акцентированные мысли, а думать концентрированно Ваня умел с детства, как и все.
— Это я так мучаюсь ради трех желаний?!
«Чтоб тебя в печени профильтровало!»
Ваня закрыл глаза. Пусть плещет море. Вентиляция гонит его по коридору, который медленно загибается влево. Через примерно минуту надо будет сделать коррекцию курса, иначе он впишется в стенку.
Чайка гавкнула прямо в ухо, брызгами обдало лицо. Он открыл глаза. Море волновалось.
Он опустил голову в воду, запрокинул ее. В белесом мареве болталось солнце, джин вился как муха, где-то далеко на другом конце галактики в мастерской умница Тоня, отличница Зоя и подлец Паскуале сдавали экзамен на миротворцев.
Ваня плыл в безысходность. Погружался на социальное дно.
Нисходил по кругам ада.
«Так бы и плыл, так и бы и плыл».
— Да, — сонно пробормотал Ваня.
Рябь пробежала по морю, рябь затекала ему в уши, и две беспредельности были во мне и мной своевольно играли оне, вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы́, окликалися ветры и пели валы.
Ритм укачивал его и он потерял свои границы.