Агата залипла на Макса еще два года назад. На него многие залипли, потому что… ну, если он, извините, с восьми лет с батей в спортзал, а теперь и с Гекконовыми пацанами тусит, и добыть иногда у них может то, что надо, и… С разными девчонками Макс делал разное — с одной то, с другой это, — а с Агатой ничего такого не поделаешь, потому что она ботанка и серая мышатина, даже волосы у нее мышиные, будто пыльные, хоть бы покрасилась во что-нибудь. Но это ничего. Макс быстро сообразил, как выгодно дружить с лучшей ученицей класса. И дружил. То есть терпел ее рядом, выслушивал от нее такое всякое, отчего и повеситься не грех — про Гофмана и этих, как его, филистеров, — и взамен имел стабильно нормальную домашку. Не каждый день, понятно, ресурс надо беречь, не высасывать его в один присест, — но реально легче жить стало, даже батю ни разу не вызывали в школу за все время.
К вечеру Агата прислала ему рассказ.
«Что я могу сказать о себе? — читал Макс, завернувшись в одеяло (лед не отпускал горло). — Я — это я. Что же такое «я»? Макс Лангфретт, который решает свои проблемы с литературой? Незримая бессмертная душа? Биомасса?
Представляется крайне сомнительным, чтобы кто-то смог в действительности правдиво ответить на этот вопрос. Одно я знаю наверняка: у меня есть желания. Перефразируя изречение Декарта, можно сказать: я желаю, следовательно, существую. И конечно, среди них есть то, которого мне хочется больше всего. То, которое достойно пафосного слова «заветное». Но какое?
Сейчас мне больше всего хочется, чтобы меня приняли в одну команду влогеров, ловцов призраков. Но, может, я ошибаюсь, и это не самое заветное, а только лишь самое заметное из желаний? Одна буква — и как она способна преобразить смысл слова! Может быть, настоящее заветное желание скрыто в тени подсознания, а я даже не догадываюсь о нем? Может, это пожелание счастья всему человечеству? Или желание разглядеть, наконец, человека, который, может быть, живет где-нибудь рядом и по-особому относится к тебе, а ты не замечаешь?
Мне кажется, я придумал, как описать свое заветное желание. Как ни банально это прозвучит, но оно состоит в том, что я хочу раскрыть себя и стать собой, в чем бы это не выражалось. Хоть в участии в группе влогеров, или же в спорте, или еще в каком-то интересном деле. И еще мое желание — правильно понимать людей, которые рядом со мной, и их отношение ко мне. Получились целых два желания… а может, это одно, только из двух половинок? В любом случае, у меня еще будем много времени подумать над этим..».
Намудрила, злился Макс, проверяя текст в онлайн-проверялке. Ну, хоть без ошибок, хоть тут все гладко. Вот чего не отнимешь у нее. Про главное не поняла ни разу, заучке такое не понять, воткнула для отмазки этих влогеров…
Вообще задница, а не рассказ, если честно. Если по правде. Ну, поздно уже что-то менять. Хоть еще только девять, но пэренсы потом не пустят, тем более — до самой ратуши топать, думал Макс, отправляя текст на принтер. Или, может, лучше от руки? Хотя — гаргулье Барбаре какая разница? То бумага и это бумага…
Вечерний город царапал глаза огнями — от них почему-то хотелось спрятаться. Улицы были набиты битком, где-то приходилось даже протискиваться, и Макс протискивался, стараясь не ругаться. Мало ли — может, сегодня лучше не надо. Кто его знает.
Странно: вся эта бесконечная толпа будто прозрачная. Казалось, ты один и идешь по магазу электронки, и со всех сторон огромные мониторы что-то показывают, показывают, а ты все равно один, даже продавцов ни одного… Там и тут шныряли косплейщики, и лед в Максовом горле делался тверже, хоть Макс и твердо знал, что все это просто так.
Интересная получалась картинка: крипипастыри занимались именно такими вот темами, и Тот Самый занимал на их канале почетное место, где-то рядом со слендерами и сиреноголовыми, а Макс смотрел и ржал со своими — какой, мол, наивный наив. Ржал, а сам просился в команду. И теперь он идет туда, куда идет, и знает тверже некуда, что все это — а, да ладно, вы че, это же для прикола просто, — но все равно ведь идет. Знает и идет, идет и знает…
Гаргулья Барбара была каменной страшилой у входа в ратушу. Нос у нее отсутствовал как таковой — был стерт миллионами загадывальщиков желаний. Сейчас, как назло, она утонула в темноте — подсветка и фонари заслонились непонятно чем, Макс не стал вникать, и вышла тень, — и внутри конкретно так ёкнуло, когда он в эту тень нырнул. А еще в ней надо найти Барбару…
Ледяными руками Макс ощупывал рельеф стены. Рядом люди, сотни людей — вот, прямо здесь, в двух метрах от тебя, внушал он себе, глядя на тех, прозрачных. Можно было включить фонарик на телефоне, но Макс не включал. Тем более, что глаза привыкли, и он уже видел профиль Барбары, мерцавший едва заметными отблесками огней — темнота почти слопала их, но все-таки не до конца.