— А еще мы в «чепуху» играли! Знаешь: пишут ответы на вопросы по очереди и заворачивают бумажку, иногда очень весело выходит! Потом мы песни переделывали — вот умора!
Таня завела:
тут она взглянула на Костика — и осеклась. Тот сидел с очень сердитым видом, глаза его сверкали.
— Смотрю, тебе было без меня очень даже неплохо! Веселилась, совсем не скучала. Может, мне и завтра не приходить? — произнес он каким-то противным незнакомым голосом.
— Костик, ты чего? — просительно сказала Таня и погладила его по руке. — Да сдались мне эти девчонки — плюнуть и растереть. Пусть вообще больше никогда не приходят! Видеть их не желаю! Так бабуле и скажу!
Костик что-то буркнул в ответ, но видно было, что он смягчился. Таня замолчала: дождь продолжал нашептывать свои малопонятные истории. Ее вдруг больно пронзила мысль, что уже последняя неделя августа. Скоро конец их летней вольнице. Больше всего Таня ненавидела осень. Во-первых, осенью начиналась школа. Будь Танина воля, она бы давно уже подложила взрывные заряды во все школьные здания города и 31 августа нажала кнопку. Всё бы взлетело на воздух: вот было бы здорово! Дети наконец получили долгожданную свободу от этой скуки: бесконечных гипотенуз, меридианов, молей, джоулей, местоимений, окончаний и ямбов с анафорами. Все то, чему учили в школе, казалось Татьяне мертвым, бессмысленным и бесполезным. Еще и длилась учеба так невыносимо долго! Каждое школьное утро Таня садилась за парту, медленно доставала тетрадки, пенал, учебники и думала, как же несправедливо терять здесь время зря, будто она отбывает наказание в местах не столь отдаленных за то, чего не совершала. И срок ее никак не заканчивается. Ведь впереди еще нескончаемая зима: темная, грязная, серая и холодная. И никакой новый год не исправит ситуацию. Таня была уверена: вся зима должна быть одними большими каникулами, чтобы можно было, пока холодно, залезть под шерстяное одеяло с книжкой и чашкой чая и как-то пережить это невыносимое время года. Вот это ощущение, что весна никогда не придет, но как раз тогда, когда положение казалось особо безнадежным, вдруг начиналась капель, птицы распевали громко и задорно, солнце светило по-особому, дул весенний ветер, который ни с чем не спутаешь. Таня нетерпеливо выглядывала в окно: когда же, когда стает снег, появится первая зелень. Когда приблизится то, чего она так долго ждет: смеющееся, щедрое, всепрощающее лето. Когда она поедет к бабушке в деревню, где будет целыми днями носиться по лесам и плавать в речке, а главное — будет вместе с Костиком. Никто ей не нужен, кроме него. Она безумно по нему скучала весь год; единственное, что помогало ей переносить школьную неволю — воспоминания об их инопланетных приключениях.
Таня смотрела на Костика: ей казалось, что она слышит его мысли, словно она с ним — одно целое. Почему она должна с ним расставаться? Это ужасно несправедливо. Ей хотелось вцепиться в него, каким-то чудесным образом сохранить его рядом с собой и никогда не отпускать. Она придвинулась к нему ближе, не понимая зачем: может быть, впиться зубами и ногтями в золотистую кожу, покрытую светлым пушком? Но вместо этого — нежно погладила его по щеке, провела по коротким волосам, а потом, почти не осознавая, прикоснулась губами к виску, к щеке, к углу рта… Костик вспыхнул.
— Ты чего? — произнес он сдавленно.
Таня молчала.
— Какая ты сегодня странная, — сказал Костя.
Тане хотелось сказать, что она не хочет с ним расставаться, уезжать в город, что она не знает, как задержать, продлить эти волшебные летние дни. Что она злится на него, поскольку он выглядит таким равнодушным и совсем не грустит по поводу разлуки, а вместе с тем ей томительно грустно, горько, тревожно, ведь он самый близкий ей человек, ее вторая половинка, и она дико боится потерять его. Но она не знала, как все это выразить словами — слишком много чувств распирало ей грудь. Поэтому она и попыталась обойтись поцелуями. Но получилось тоже не слишком понятно. И девочка совсем пала духом, нахохлилась, как вымокший воробышек.
— Пойдем, я провожу тебя домой, — Костик не смотрел на нее, ему, наверное, тоже было не по себе.
— Но ты же придешь завтра? — Таня в отчаянии повернула его к себе и заглянула в глаза.
— Конечно, приду, а как же! ну ты даешь, Таньча, — слишком бодро заверил ее Костик.