Читаем Заяц с янтарными глазами: скрытое наследие полностью

Если вы не могли путешествовать, оставалось посещать парижские галереи, торговавшие японскими безделушками. Такие магазины были излюбленными местами свиданий великосветских любовников — rendez-vous des couples adultères — вроде Шарля с Луизой. В былые времена такие пары можно было увидеть в Jonque Chinoise[16], магазине на рю де Риволи, или в схожем магазинчике Porte Chinoise[17] на рю Вивьенн, где владелица мадам Дезуа — та самая, что продавала предметы японского искусства первой волне коллекционеров, — «восседала на троне, вся в драгоценностях… являя в наши дни почти историческую фигуру, наподобие жирного японского идола». Теперь флагманом торговли была лавка Сишеля.

Сишель был великим торговцем, но сколько-нибудь наблюдательным антропологом его никак не назовешь. В брошюре «Заметки скупщика безделушек в Японии» (Notes d’un bibeloteur au Japon), напечатанной в 1883 году, он писал: «Эта страна явилась для меня чем-то абсолютно новым. По правде говоря, меня совершенно не интересовала повседневная жизнь: единственное, чего мне хотелось, — покупать на базаре лаковые вещицы».

И это все, чем Сишель там занимался. Вскоре после прибытия в Японию в 1874 году он обнаружил на рынке в Нагасаки скрытую под толстым слоем пыли целую партию лаковых шкатулок для письменных принадлежностей. Он «заплатил по доллару за штуку, а сегодня многие из этих предметов оцениваются дороже, чем в тысячу франков». Это и были те шкатулки для письменных принадлежностей, которые он продавал (о чем он умалчивает) своим парижским клиентам вроде Шарля, Луизы или Гонса, гораздо дороже тысячи франков.

В те дни Япония была настоящей сокровищницей предметов искусства, которые легко было купить по сходной цене. Улицы ее городов были утыканы лавками, где торговали антиквариатом, тканями или отданными в заклад вещами. На заре у твоей двери толпилось множество торгашей: это были продавцы фукуса [свитков] или купцы, перевозившие бронзу на повозках. Случалось даже, что обычные прохожие охотно соглашались продать вам нэцке со своих оби [поясов]. Предложения купить что-нибудь сыпались здесь непрерывно, так что за этим следовало сильное утомление и даже отвращение ко всяким покупкам. Впрочем, эти торговцы экзотическими вещами были весьма любезны. Они вызывались быть вашими проводниками, торговались в вашу пользу в обмен на какую-нибудь коробку с детскими сластями и отмечали сделку, устраивая в вашу честь пышные пиры, которые заканчивались очаровательными представлениями с участием танцовщиц и певиц.

Япония сама по себе была такой коробкой со сластями. Коллекционирование в Японии вызывало острые приступы жадности. Сишель пишет о своей потребности de dévaliser le Japon — ограбить, обобрать Японию. Рассказы о том, что обнищавшие даймё распродают свое наследство, самураи — свои мечи, танцовщицы — свои тела, а прохожие — свои нэцке, — становились легендами о безграничных возможностях. Кто угодно продаст вам что угодно. Япония существовала как некая параллельная страна дозволенных удовольствий — художественных, торговых и сексуальных.

Японские вещи намекали на эротику, и не просто на совместное рассматривание любовниками лаковой шкатулки или безделушек из слоновой кости. Японские веера, безделушки и наряды оживали лишь во время свиданий наедине. Они становились подспорьем для ролевых игр, для чувственных экспериментов над собой. Разумеется, они не могли оставить равнодушным Шарля — с его-то герцогским ложем с парчовыми занавесями, с его любовью к бесконечному изменению обстановки в квартире на рю де Монсо.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [memoria]

Морбакка
Морбакка

Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — "Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции" — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы. В 1890 году, после смерти горячо любимого отца, усадьбу продали за долги. Для Сельмы это стало трагедией, и она восемнадцать лет отчаянно боролась за возможность вернуть себе дом. Как только литературные заработки и Нобелевская премия позволили, она выкупила Морбакку, обосновалась здесь и сразу же принялась за свои детские воспоминания. Первая часть воспоминаний вышла в 1922 году, но на русский язык они переводятся впервые.

Сельма Лагерлеф

Биографии и Мемуары
Антисоветский роман
Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей. Их роман начался в 1963 году, когда отец Оуэна Мервин, приехавший из Оксфорда в Москву по студенческому обмену, влюбился в дочь расстрелянного в 37-м коммуниста, Людмилу. Советская система и всесильный КГБ разлучили влюбленных на целых шесть лет, но самоотверженный и неутомимый Мервин ценой огромных усилий и жертв добился триумфа — «антисоветская» любовь восторжествовала.* * *Не будь эта история документальной, она бы казалась чересчур фантастической.Леонид Парфенов, журналист и телеведущийКнига неожиданная, странная, написанная прозрачно и просто. В ней есть дыхание века. Есть маленькие человечки, которых перемалывает огромная страна. Перемалывает и не может перемолоть.Николай Сванидзе, историк и телеведущийБез сомнения, это одна из самых убедительных и захватывающих книг о России XX века. Купите ее, жадно прочитайте и отдайте друзьям. Не важно, насколько знакомы они с этой темой. В любом случае они будут благодарны.The Moscow TimesЭта великолепная книга — одновременно волнующая повесть о любви, увлекательное расследование и настоящий «шпионский» роман. Три поколения русских людей выходят из тени забвения. Три поколения, в жизни которых воплотилась история столетия.TéléramaВыдающаяся книга… Оуэн Мэтьюз пишет с необыкновенной живостью, но все же это техника не журналиста, а романиста — и при этом большого мастера.Spectator

Оуэн Мэтьюз

Биографии и Мемуары / Документальное
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана

Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русские читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР.Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души. М. Цветаева, В. Некрасов, Д. Самойлов, А. Твардовский, А. Солженицын, В. Шаламов, Е. Евтушенко, Н. Хрущев, А. Синявский, И. Бродский, А. Линдгрен — вот лишь некоторые, самые известные герои ее повествования, далекие и близкие спутники ее жизни, которую она согласилась рассказать перед камерой в документальном фильме Олега Дормана.

Олег Вениаминович Дорман , Олег Дорман

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии