Заигрывающие батареи

Лейтенант понял, что расспросы стоит отложить на потом. Стало немножко неловко перед самим собой, что так по-мальчишечьи испугался. Честно сказать — увидь он цепь русских лыжников — не было бы такого моментального ужаса. Нет, наверное бы тоже был страх в первый момент, но не такой ледяной и не так… Черт, сам-то считал себя храбрым. Но ведь и был храбрым, чего уж, выглядел достойно вполне за все прошедшее время, зольдаты уважают, приказы исполняя мигом и старательно, даже эти приблудные артиллеристы в рот смотрели. А тут — две голые фигурки в снежном лесу запугали мало не до пачкания кальсон.

Чтобы доказать самому себе — что не боится ни черта ни бога — прошел по двум строчкам следов на снегу с километр. Доказать — доказал, правда толку от прогулки не было никакого. Следы и следы. Девки хоть и глупые, а на ноги догадались намотать какие-то тряпки. Вот кроме ошметьев от их «обувки» ничего не нашел толкового. После сытного обеда проверил несение караульной службы — выставили пару пикетов на всякий случай. А то больно уж гости невозбранно пришли. Найденыши ели не проснувшись, но так, что видно было — неделю крошки во рту не видели.

Старшина для них приготовил собственноручно какую-то жидкую кашку, на что самые молодые из зольдат — а именно артиллеристы — посмотрели с недоумением. При том количестве жратвы, можно было и что поплотнее и повкуснее приготовить. О чем один балбес даже и мяукнул с укором. И был тут же заткнут водителем Йозефом, который внятно — и доходчиво — объяснил молокососам. что после голодухи нажираться нельзя — брюхо треснет, кишки заплетутся и если обойдется трехдневной изнуряющей дрисней в сто брызг фонтаном — то это еще счастье. А то просто можно сдохнуть! Молокососы переглянулись, впечатленные яркой картиной, нарисованной экспрессивным танкистом.

До вечера спасенные девчонки не проснулись, спали мертво, непробудно. Поппендик немного растерялся. Вроде как надо бы отступать дальше, но куда положить голых девиц — представить не мог. Самим тесно, хотя снарядов осталась дюжина — зато харчами забито все пространство свободное. А на броне вести или в открытом корытце — совсем не то. Такая неправильная для офицера нерешительность бесила. В конце-концов ему нет дела до гражданских! Оставить им еды, одежды и пусть выбираются как хотят! Дело мужчин — воевать! И будь командир разбитой роты кадровым потомственным офицером из семьи с традиции — скорее всего так бы и поступил. Но то-то и оно, что он был не вполне настоящим военным. И сейчас банально не знал, что делать.

За обрез имевшейся у него карты группа вышла уже вчера. Нет, так-то, с поправкой на тридцать- сорок километров, он местность представлял, направление на основные города и прохождение магистралей и крупных транспортных узлов помнил. Только это совсем не то, что нужно для группы окруженцев во вражеском тылу. Им не магистрали нужны, а тропинки и проселки.

Когда уже стало темнеть, подошел задумчивый старшина. Доложил по форме о состоянии группы, техники, вооружения, людей, запасов. Лейтенант кивнул, предлагая отойти в сторонку. Теперь уже надо было решать — что дальше делать? Фронта уже и слышно не было. А бензина в Пантере — километров на двадцать осталось. При том в Швиммваген все не влезут по определению. Почему-то принять героически последний бой и браво сдохнуть все же не хотелось. Категорически хотелось жить. Хотя и это было недостойным настоящего германского офицера, мечтающего положить все на Алтарь Отечества.

Помолчали. Поппендик судорожно думал. Старшина сопел, потом вдруг сказал странное:

— Сначала людям говорят, что есть хороший Рай и плохой Ад. И вам повезло, вы живете в Раю. А за это надо платить. Когда тебя сношают в ухо, в глаз и в мозг — это плата за счастье жить в Раю. А потом приходится голодать и мерзнуть, потом бомбежки, а потом черти на сковородке жарят. Зато в Раю!

— О чем ты?

— Нас отлично обложили. Со всех сторон. И наши беды только начинаются. А мы продолжаем сами себя обманывать, словно нас наняли. Идиотия! И продолжаем тешить себя глупыми иллюзиями… — хмуро забурчал старшина. Странно, после того, как подобрали в лесу этих странных девиц — он внезапно изменился так, словно только что вышел из недельного боя. Именно такие лица были у солдат, рядом с которыми смерть долго танцевала, видел такое лейтенант не раз. Но боя же не было?

— Что произошло? На тебе лица нет!