Заигрывающие батареи

— А ты? Мы с тобой видим это чудо оружие. Что оно изменило? Вон стоит образец. Ты же на кошках и начинал, а? И как успехи? Я бы с удовольствием оторвал руки этим создателям «чудо-оружия». Сделали ФАУ — и что? Англию долбят уже давно, что изменилось? Сейчас делают реактивные истребители — чудо действительно, но налеты на наши города не прекратились. Что еще осталось? Новые танки — перетяжелены и мы их теряем из-за поломок совершенно дурацких. Ракеты не выбили англичан из войны. Самолеты… Много ты видал наших самолетов над нами? Стрелковое оружие — да, МГ-42 и штурмовой автомат — прекрасны. Но ими не остановишь танки и не возразишь артиллерии. Что еще упустил? — с ноткой безнадежности спросил печально старшина.

— Например, панцерфаусты — напомнил лейтенант.

— Изволь. Ты ими пользовался?

— Пока нет.

— А я уже попробовал. Для того, чтобы из него бахнуть, надо встать из окопа высунувшись по пояс. И прицелиться как следует. Летит фауст на 30 метров стабильно, потом начинается кручение — верчение. При этом тебя видят как на сцене театра и немедленно приветствуют всем чем можно. Со скольки метров поражается грудная мишень? Но это ладно. Хуже другое, чертова статистика, будь она трижды не ладна. Сколько их выпущено? Уже больше года потоком снабжают. Наверное даже не десятки тысяч, сотни, а то и несколько миллионов фаустов. Если бы хотя бы каждым сотым поражался чужой танк — мы бы горя не знали. Но русские — вон они прут. Значит и тут — провал. Для городских боев фауст хорош. И мы опять возвращаемся к тому, с чего эти предательские разговоры и начали. Нам надо в город. Там есть шанс продержаться до конца войны. Что за черт? — вылупил глазища гауптфельдфебель на что-то за спиной Поппендика.

Лейтенант онемело вытаращился на бесшумно идущие из леса фигуры. Как подобрались так близко?! Совершенно нелепо схватился за застегнутую кобуру, царапнул крышку отросшими ногтями. Страх ирреальный, нелепый, еще детский, прошиб моментально.

— Роггенмеме! Как бабушка рассказывала!

Старшина тоже обалдел, но рефлексы у него — или сообразительность — оказались куда лучше. Мигом вскочил на ноги, ринулся к двум диким фигурам, совершенно невозможным в заснеженном диком лесу, инфернальным в своей странности, потому что две маленькие и голые женские фигурки, выглядящие словно поднявшиеся из могилы мертвецы из-за синюшной кожи, массы почти черных синяков и размазанной крови, менее всего ожидаемы были в гости Поппендиком.

— Лейтенант! Помоги!

Преодолев свои испуг, командир бывшей роты тоже встал и осторожно поспешил на зов. Он еще не полностью пришел в себя и все же опасался чего-то. Старшина уже подхватил на руки ту, что поменьше. Другая вцепилась в его тулуп закостенелыми синими пальцами — не оторвать и что-то пыталась говорить, но так стучала зубами, что ничего понять было невозможно.

Глупый морок прошел, теперь вместо двух злых духов из фольклора Поппендик увидел совсем иное — грязных, замерзших до полусмерти, избитых зверски девчонок-подростков, на которых в зимнюю холодрыгу было накинуто чуточку лохмотьев из какой-то вонючей дерюги. И чуточку растерялся, не зная, что надо делать.

«Жилистый хомяк» оказался на высоте, не зря сам потерял отмороженные пальцы. Тут же на манер своего прозвищного тотема свил из брезента и одежды этакое гнездо, куда загнал трех парней из числа исполнительных и старательных, чтоб нагрели внутри пространство, девчонок тут же напоили горячим и сладким кофе, который они высосали мигом, обжигая губы об края кружек и не замечая этого, ели данный им кусок хлеба жадно, чуть ли не кусая в голодном запале себя за пальцы и не замечая, что старшина одновременно напяливал им на ноги шерстяные носки и валенки. Потом найденышей запрятали в гнездо, в середину грелки из трех парней, наказав последним — не глупить и вести себя пристойно и деликатно, но замерзших — греть.

Лейтенант во всей этой стремительной кутерьме и участия не успел принять, потому как гауптфельдфебель проявил чудеса скоростного обслуживания, словно у него было шесть рук, как у индусского божества.

Перевел дух, когда девчонок уложили в импровизированное гнездо.

— Кто это? — осторожно спросил лейтенант у изменившегося в лице товарища.

— Беженки. Наши. Колонистки.

— Кто их так? — тут Поппендик замялся, не вполне понимая каким словом можно выразить увиденное. Больше всего его поразила мельком увиденная грудь старшей из девочек — фиолетово-черная с какими-то белесыми пятнами, странно вздутая и с неестественно большим соском. Что надо делать с женской грудью, чтоб она стала такой — в голову не приходило, разве что жевать лошадиными челюстями. Причем долго.

Старшина не ответил, неопределенно пожав плечами. Явно думал о чем-то другом.