(От автора: Разрывная пуля — просторечное название пули пристрелочной, как деликатно называют это штуковину военные люди. Предполагается, что таковыми стрелять будут только для определения дальности и точности стрельбы, однако давным — давно всеми европейскими армиями этот боеприпас применялся против живой силы противника. Немецкая пристрелочная пуля была типовой — в полом носике заряд взрывчатки, в перегородке — капсюль — воспламенитель, в задней части — боек, который при ударе пули о препятствие бьет по капсюлю, а тот поджигает взрывчатку, разносящую пулю на куски. Этакий мини артиллерийский снарядик получается. Подобный боеприпас немцы использовали широко — как в авиации, так и в пехоте. Наша медицина такое применение фиксировала часто, на рентгене отлично видны мелкие металлические осколки от головной части пули и целая задняя часть. Другое дело, что гитлеровцы нарушили все правила войны, так что это нарушение уже не очень выделялось например на фоне массового геноцида мирного населения и военнопленных.)
Как всегда в подобных случаях — трудно сказать, что Духову — повезло. Какое уж тут везение… Хотя, воюй он хуже — не был бы награжден и взрыв пули был бы у него в легком. А это как правило — смерть практически на месте. Ордена, теперь смятые и раскуроченные, с осыпавшейся эмалью — приняли основной удар, спасли жизнь, но задняя часть пули, отлетев, перебила плечевую кость. Когда ротного увозили в медсанбат, ясно было, что если он и вернется в армию, то очень нескоро. И сам раненый понимал, что не брать ему Берлин, оттого был печален. И с рукой беда, кость задета всерьез…
Бочковский ходил мрачный, как туча. Еще одного сослуживца потерял, с кем на Курской дуге вместе дрался. Потери бригада несла тяжелые, то, что немцев погибало вдесятеро больше — никак не утешало. Долг платежом страшен, им теперь возвращали во всей красе тот блицкриг, с которым они приперлись в Советский Союз жарким летом 1941 года. Теперь их беженцы бежали толпами по дорогам, а бросаемые в огонь войска, дурно слепленные на скору руку из чего попало, сгорали мигом под бомбежками, градом артиллерийских снарядов и под гусеницами танков. Все в деталях повторялось. Во всех деталях.
Совсем недавно танки Бочковского во время рейда выкатились на германский пехотный батальон, шедший походной колонной по шоссе. Не давая опомниться, кинулись давить зольдат гусеницами — и стрелять тех, кто увязая в глубоком снегу, попытался разбежаться по придорожному полю. Было серьезное опасение, что немцы, обычно умевшие портить танкистам жизнь при близком контакте и тут нагадят — прилепив, например магнитные мины на броню, кинув связку гранат или еще что исхитрив из богатого арсенала. Никакого сопротивления в ответ фрицы не оказали — шел этот батальон совершенно безоружным, даже нескольких фаустпатронов не нашлось для них, на передовой должны были вооружить тем, что собрано с погибших уже камарадов. Но не дошли, легли всей компанией.
— Нас так же раскатали фрицы на панцирах, когда мы с призывного пункта шли. Теперь пусть сами кушают! — злорадно заметил один из «стариков» воевавших с начала войны, когда кто-то из молодых — зеленых заявил, что невелика честь безоружных давить.
И трупы вдоль дорог теперь в немецкой форме и техника горелая и целая, брошенная на обочинах — вся этого ненавистного цвета, серая. Все, как тогда, в их блицкриг… И такие же лютые потери при отступлении и в людях и в технике. Теперь у немцев.
Но немцы — то черт с ними! А каждая потеря из своих сейчас, когда всем было ясно, что Рейху и Гитлеру — капут скорый — била даже острей, чем раньше. Чем была ближе победа, тем горестнее каждая своя потеря. Потому что всем все было ясно. И погибать сейчас, перед концом войны было особенно горько.
Как уже стало привычно с прошлого года — оборонявшиеся немцы теряли куда больше, чем наступающие наши. Это уже стало нормой, привычным делом. Но разум никак не хотел этим утешаться, потому как теряли своих. Погибла любимица бригады — красавица и умница Сашенька Самусенко, напоровшаяся на недобитый немецкий танк.
Ее броневичок панцир запалил первым же выстрелом, водитель был убит сразу, раненая капитан Саша смогла выбраться из тесного горящего гроба, еще успела закинуть свой планшет с документами в пламя и ее добили пулеметной очередью, подъехав поближе. А теперь еще и Духов…
И что толку, что даже при поверхностном подсчете оказалось на высоте этой чертовой больше трехсот убитых немцев. Это никак не улучшало настроения.