Заигрывающие батареи

Когда его собрались было отчислить в четвертый раз, оказалось, что выпуск требуется ускорить из-за каких то нелепых и невразумительных «обстановок на фронте». За его обучение взялись всем отделением и на выпуске Лоханкин смог таки сносно провести грузовик по программе, не задавив никого, не разбив машину и не убившись при этом.

— Битье определяет сознание. Слова человеческие эта скотина тупая не понимает, а физику с лирикой — вполне — гордо пояснил подчиненным при прощании шустрик с медалью. Он постоянно за все ошибки, но без свидетелей, умело и хлестко сверху вниз стегал словно плетью своей кистью руки по тощей заднице Лоханкина. Вроде как в шутку, без следов (бить и унижать красноармейцев было категорически запрещено уставом и чревато серьезным наказанием).

Лоханкин ходил жаловаться и начальство вначале всерьез относилось к его заявлениям, даже задницу осматривали коллегиально, но потом махнуло рукой, а в приватной обстановке командир курсов взял и ляпнул несчастному страдальцу:

— Много видал грязных дармоедов, но вы — определенно — феномен. Скорее бы вас с рук сбыть и забыть, как кошмарный сон! И не хлопайте глупо глазами, раз вы сюда попали — шоферить мы вас научим, но сочувствую тому, кто вас примет…

До фронта эшелон с Лоханкиным не доехал. Блистательный вермахт в очередной раз доказал превосходство европейского ума и воли над этим диким быдлом и немецкие танки перерезали отход, наступая стремительно и неожиданно.

Раньше Лоханкин не общался никогда с европейцами лично, но твердо знал, что это — люди со светлыми лицами, культурные, с хорошей наследственностью и высокодуховные, разительно отличающиеся от окружающего интеллигентного человека грязного и неразвитого быдла.

Встречи с германскими солдатами — в отличие от бездуховных и трусливых сослуживцев, Лоханкин ждал с восторгом и ликованием в душе, не показывая, впрочем, этого внешне. Он знал, что интеллигентные люди — он и немецкие солдаты — моментально найдут общий язык, общие темы для разговора и духовную общность. Удалось отделаться от «товарищей», собиравшихся прорываться через кольцо окружения и затаиться в ими покидаемой деревне.

Ждать долго не пришлось, хозяйка испуганно отшатнулась от окна, выдохнув:

— Нимцы!

И Лоханкин восторженно выбежал из дома, провожаемый недоуменным взглядом глупой бабы из простонародья.

И к первому же зольдату вермахта, которого увидел на улице. бросился с распростертыми объятиями.

Немец, расслабленно шедший по улице, моментально преобразился, отпрянул в сторону и стремительно прикладом винтовки больно врезал в тощую грудь кинувшегося к нему интеллигента.

Лоханкин отлетел обиженно назад и приземлился на пятую точку.

— Геноссе! Ихь грратуллирре с такой блистательной победой, я в восторге от умения и Махт вашего цивилизованного народа и зер рад тому, что наконец-то встретил зо интеллиегентных меншен! Ихь…

— Хальт мауль! — рявкнул немец, настороженно водя глазами. Он был определенно озадачен случившимся.

Второй зольдат поспешил на выручку.

Первый что-то быстро спросил.

— Ты есть кто, пся кревь? — обратился к Лоханкину второй.

— Фюр мих зер радостно вас встретить! Ихь приветствовать вас! — начал было речь восторженный почитатель европейской культуры, но осекся.

Первый немец взял его недвусмысленно на мушку, второй немец подскочил и пнул сапогом в бок.

— Штее ауф! Хенде хох!

— Но позвольте, майне господа…

Тут нетерпеливый немец пнул его второй раз по печенке очень чувствительно.

Не ожидая третьего раза, Лоханкин поспешно вскочил и искательно улыбнулся. Происходившее несколько удивило его. Он ожидал встретить таких изысканных людей, а эти двое… Они удивительно походили на окружавшее до того интеллигента быдло. Только каски другие, да цвет мундиров, а так… Если б кто сказал, что от культурных немецких воинов, стоящих на защите Цивилизации и Порядка будет смердеть луком и застарелым потом, что они откровенно будут некрасивыми — особенно тот, что стал уверенно выворачивать карманы Лоханкина, был мордастым и грубо слепленным. Много раз в мыслях интеллигентный человек представлял себе, как он будет беседовать с образованными немцами о Шиллере и Гете, о Шопенгауэре и… Тут, как правило, список известных Лоханкину немецких гениев заканчивался, впрочем, еще с гимназии он помнил про Баха — бабаха и Моцарта — поцарта, как звучало в детской дразнилке, но в плане музыки его информированность была хуже и поэтому лучше было бы поговорить о Шиллере.

Жалкие пожитки бойца немцы брезгливо выкинули в пыль, явно разозлились, что у того не нашлось ничего ценного и без церемоний погнали пленного по улице.

Лоханкин рысил по пыльной дороге и удивлялся своему разочарованию. Оказывается. у немцев тоже есть быдло. И это германское быдло даже мордами на российское похоже. Никогда бы не подумал, что в сердце Культуры, в Европе — и такие гнусные рожи.