Заигрывающие батареи

Высунулся — и всерьез удивился, хоть и много чего видал за войну. Командир башни с танка Вани Шарлая стоит — наводчик Андрюха Землянов. Серьезный, обстоятельный парень. Как уцелел? Совершенно непонятно, но живой, хоть и ранен, в лапах держит танкового Дегтяря, рядом топчется нетерпеливо коренастый лейтенант из десанта.

— В руку ранен, не залезть мне, тащ каптан! — кричит башнер. Ну, Бочковский не гордый, сам спрыгнул.

— Что с экипажем?

— Один я остался. Пушка, зараза, разула, снесла гусеницу. Расчет явно не полный был, пока канителились со вторым выстрелом, мы ей между колес воткнули, Шарлай приказал «К машине, гусеницу натягивать!» Мы и попрыгали. Они слева, а я справа спрыгнул. И вон с того дома пулемет, с той стороны их всех в кучу и сложил одной длинной, только Толик охнул. И все, от пуль чавканье и чмоканье потом. Я пока думал, что делать, над головой как брякнуло! Тигра с платформы влепил в башню. Аж хрустело все и танк дергался, как припадочный. На четвертом выстреле башня и свалилась, такие искры летели! Весь комбез порвало, пока я там ползал.

— Тигру кто заткнул? Или он живой? — нетерпеливо перебил Бочковский.

— Игнатьев следом шел. Он по тигре, тигра по нему. Он еще по тигре. Тот и задымил. А ребята откатились под прикрытие — вон стоят — уверенно заявил наводчик.

— Живы?

— Один помер, остальные ранены — наш санинструктор доложил — вмешался пехотинец, поправляя каску, припорошенную свежей кирпичной пылью и украшенную несколькими глубокими царапинами.

Печальные новости капитан постарался воспринять с каменным лицом, хотя по сердцу и царапнуло больно, как всегда было при потере близких людей. А наводчик Землянов стал обстоятельно и точно показывать засеченные им огневые точки. Как он ухитрился, сидя под обстрелом, их и заметить и запомнить — сильно удивляло капитана. Да и пехотный лейтенант тоже поглядывал не без уважения. И тем более удивило — перебирал пальцами по стволу пулемета командир сбитой башни, значит горячий металл, стрелял куда-то танкист. А он хорошо умеет это делать — стрелять.

— Мы тут железнодорожников прихватили. Они говорят, что танкисты эти с тигров в городе расквартированы, тут только несколько человек шарилось в карауле — добавил командир десантников.

— Могли и прибежать уже — усомнился Бочковский.

— Нет, мы этот состав на прицеле держим, сами ж понимаем что к чему! — обиделся даже лейтенант. Капитан кивнул. Если не врет пехота — то пустые танки эти. И это — хорошо. Значит можно заткнуть тех, кого Землянов упомнил и продвинуться дальше. На два десятка снарядов и на пару дисков работы.

Пулемет станковый, поставленный в заложенный кирпичами и мешками с песком оконный проем — страшная вещь. Но с танком сделать ничего не может, разве что рассчитывать на чудо — что пуля угодит в жерло танкового ствола. А снаряд, влетающий ответно ни мешки с песком, ни кирпичи не остановят. И все, амба пулемету с расчетом. С пяток МГ и пару пушек Бочковский заткнул, расчистив пехоте дорогу. После того, как уцелевший член экипажа их точно обозначил, выбрать удобную позицию для их наказания было уже несложно. А ведь если бы не Землянов — и не подумал бы командир, что это замаскированная пушка, а не просто куча мусора. Даже когда наводил орудие под линялый полосатый матрас, валявшийся наверху помойки — не видел торчащего навстречу ствола. И только когда разрывом снесло всю маскировку и обозначилась немецкая засада, тогда только убедился, что — глазаст уцелевший наводчик.

Перестрелка затихать стала.

Очевидно было — гитлеровцы не готовы к обороне. У разбитой снарядом последней пушки валялось всего два трупа в фельдграу. Остальной расчет то ли не добежал, то ли вообще был черт знает где. А это для воюющего человека очень большая разница — между неполным расчетом, экипажем — и полным. По точности попаданий, скорострельности и реакции на появление танка с другой стороны. По опасности, говоря проще.

Еще в училище страшный видом и жестокий преподаватель по прозвищу «Дракон Красноглазый» долго и старательно вдалбливал молокососам — курсантам военную премудрость. Тогда мальчишки считали, что он чересчур суров, придирчив и говорит очевидные вещи. Не любили его, ходившего странной деревянной походкой на плохо гнущихся ногах, вездесущего, дотошного, «злопамятного и ехидноязыкого» как витиевато окрестил преподавателя шустрый и ироничный курсант из Ленинграда, как раз и придумавший прозвище.

Уже попав на фронт, Бочковский понял, что просто у жучившего их танкиста был поврежден таз, отсюда и нечеловеческая походка, да и красная физиономия — от ожогов. Кожа в шрамах оттянула вниз веки и красноглазость была поэтому, не закрывались глаза как надо, подсыхали. Горел человек в танке и чудом выжил. И потому старался из веселых легкомысленных щенят воспитать матерых волчар, каким был сам. Чтобы побеждали, а не гибли зря. И его очевидные высказывания были вроде простыми и понятными, только он все время показывал взаимосвязь вроде бы разных вещей и приучал понимать проблему в полном объеме, «целокупно», причем так, что щенята понимали сказанное.