Зайка

«Икар, я горю».

«Байрон, упсики! Прсти, эмоджи с цыпленком был не тебе. Надеюсь, не отвлекаю тебя от работы… Мы просто давно не виделись, так что…»

«Напиши, как сможешь ☺».

«Скучаю по нашим tete-a-tetes ☺».

«ОЧЕНЬ! ☹».

* * *

«P. S. Шрамы теперь смотрятся просто отпадно, хотела бы тебе показать, чмоки-чмоки (Это Кэролайн, если что)».

«Тристан! Ты вообще получаешь эти сообщения??? Мой телефон ведет себя ТАК странно в последнее время ☹».

«Плз, спаси меня! Я заблудилась в темном, страшном лесу и боюсь, что больших серых волков я больше не боюсь! ☹».

«Худ, ты заводишь меня. Приходи».

Последнее сообщение сопровождается обнаженкой по пояс – она лежит на меховом ковре. Ее голубое тело на фотографии обрезано по шею. Совсем как…

– …архетип женщины-жертвы. Но скажи, нетрудно представить себе, как она в этот момент томно улыбается?

Я вскрикиваю. Он стоит прямо у меня за спиной. Близко. Так близко, что меня наполняет запах леса и звериной шкуры. А потом вытягивает руку и опирается на стену у меня за спиной, вроде бы и небрежно, но в то же время загоняя меня в угол, так, что сбежать не получится.

– Итак, ты нашла мой телефон, – говорит он.

Дымчатые глаза – чистый лист, ничего не понять. На лице – загадочная, непроницаемая улыбка.

– Не знаю насчет непроницаемой, милая, – он аккуратно вынимает телефон из моей раскрытой ладони – так, словно я сама его протянула.

Мою ладонь кусает током, когда его пальцы касаются моей кожи. Сердце распахивает двери, как и всегда, когда он меня касается, это я уже поняла. Но я не позволю манипулировать собой или водить за нос. Я поднимаю взгляд и смотрю ему прямо в глаза. Калейдоскоп оттенков тянет меня на дно (Тянет ли, Саманта, или ты сама явилась сюда, по доброй воле, да еще и набив карманы камнями?).

– Что за хрень ты вытворяешь? – спрашиваю я.

Он вскидывает идеально очерченную бровь. Дымка во взгляде рассеивается в лучах чистейшего, невинного удивления.

– Вытворяю?

– Я про эти сообщения!

– А что с ними не так?

– Что не так? Что не так?! – я задыхаюсь, потому что не знаю, с чего начать.

И не могу облечь в слова все свои вопросы. А их много. Очень много.

Он улыбается мне так, словно я ребенок. Мои разгневанные губы вздрагивают и размыкаются, готовые выплеснуть на него поток обвинений, но в то же время жаждут его, и я совершенно не могу этого понять.

– Саманта, – он нежно встрепывает облако моих волос, а потом обнимает прохладными, пахнущими лесом ладонями мое полыхающее лицо.

Это так приятно, что с моих губ срывается вздох, и я уже не могу вернуть его, хоть и хочу, потому что в первую очередь мне нужны ответы на вопросы.

Но вместо этого он сам задает мне вопрос:

– Разве тебе не пора на занятия?

– Занятия? О чем ты говоришь?

Он отпускает меня и лезет рукой в карман. Я морально готовлюсь к тому, что он сейчас достанет нож или шипастую дубинку. Но он достает всего лишь мой собственный телефон с трещинами на экране, в дешевом фиолетовом чехле.

– Наверное, я забрал твой по ошибке, – он, конечно же, лжет. – Вот, бери.

Но я стою неподвижно и просто смотрю на него.

– Ну же, бери, – говорит он, помахивая им так же, как флягой тогда в автобусе.

Я вижу на экране открытый университетский почтовый ящик. И письмо:

«Дорогие студенты,

Прошу всех собраться в “Пещере” в 17:00 на срочную и обязательную для посещения Мастерскую. Прошу, будьте пунктуальны. Приходите, готовые внимать и лицезреть. Приготовьтесь Обнажить Раны.

С пожеланиями всего наилучшего,

Урсула».

– Ты смотри! – ахает он, прочитав сообщение поверх моего плеча. – Звучит серьезно. Наверное, тебе лучше поторопиться.

А затем снова встрепывает мои волосы так, что отросшая челка падает на лицо, и я вижу только одним глазом.

– Ты же знаешь, Саманта. Рана сама себя не обнажит.

33